беспорядки начнутся снова, это произойдет именно тогда. Если же все люди не станут роптать, то, по всей видимости, все позади.
— А дома, в которых вход из города? — спросил Аструх дес Местре.
— Я бы также посоветовал жильцам держать двери на запоре.
— Возможно, я осторожнее других, — заметил Бонаструх. — Я согласен, что мы не должны покидать домов до вынесения приговора, а потом выходить с большой осторожностью. Если днем в городе будет тихо, пекари могут открыть внешние ворота, чтобы продавать хлеб, а те, у кого неотложное дело, пусть выходят через боковой вход, где будет начеку привратник, чтобы запереть ворота при малейшем признаке опасности. Предлагаю продержаться таким образом до утра среды. К счастью, на этой недели нет оживленной торговли.
— Согласен, — сказал Махир Равайя.
— Я тоже, — хором произнесли сидевшие за столом шестнадцать членов совета.
Река была еще окутана густым туманом, а в утреннем воздухе чувствовалась прохладная сырость, когда начался суд. После допроса всех свидетелей и тщательной записи их показаний обвинение было предъявлено пяти гражданам. В это прохладное серое утро после бессонной ночи и скудного завтрака их торопливо ввели в здание суда, где они предстали перед тремя судьями во всем их великолепии под руководством Франциска Адробера, человека с острым умом и пугающим видом. Оставшихся задержанных завели в маленькую комнатушку, где они ожидали своей очереди как свидетели. Несмотря на ранний час, небольшой зал суда был переполнен.
Нашлось пять свидетелей, уверявших, что не имели отношения к беспорядкам, но слышали сплетни, задевшие пьяного каменщика.
— Да, мой господин, — сказала женщина, которая одобрительными криками приветствовала толпу накануне, а теперь была воплощением добродетельной хозяйки дома, — все были очень огорчены, потому что инфант Йохан…
— Свидетельница понимает, что в этих слухах нет ни капли правды? — свирепо перебил Франциск Адробер. — И что подобные сплетни представляют большую угрозу для гражданского мира?
— Да, мой господин, — ответила женщина, и впервые на ее лице появилось испуганное выражение. — А потом каменщик сказал, что ведьм надо повесить. Он вышел на улицу, и все бросились искать ведьм. Он некоторое время следовал за ними, но был слишком пьян и потому вернулся в таверну.
— Где были вы? — спросил судья, ведущий допрос.
— Я тоже вернулась. Люди начали бросать камни, поэтому я вернулась.
— А кто первый сказал, что Гиллема ведьма? — поинтересовался судья.
— Ну… — женщина испуганно огляделась, — я не уверена.
— Госпожа, вчера вечером вы под присягой назвали его имя, — заметил Франциск Адробер. — Ваши показания при мне. Если вы не желаете попасть в тюрьму за…
— Это был Пере Вивес.
— Благодарю. Кто наш следующий свидетель? — спросил он, поворачиваясь к ведущему допрос судье.
— Некая Микела, господин, — шепнул помощник. — Подруга и товарка погибшей женщины.
У Микелы не было смелого взгляда подруги, и по одежде и поведению она больше походила не на уличную женщину, а на измученную служанку. Как оказалось, ею она и была.
— Нет, господа, — испуганно произнесла Микела, — я всего лишь служанка. Я подметаю комнаты и иногда готовлю для…
— Конечно, — перебил Адробер столь мягко, что те, кто не знал его, удивленно подняли глаза, — мы понимаем. Вы не общались с посетителям.
— Я всего лишь их впускала.
А главный судья продолжал тем же тоном:
— Вы были близкой подругой Гиллемы?
— Да, ваша светлость, — ответила женщина, испуганно глядя на Адробера. — Мы из одной деревни. Она была добра ко мне, добрее, чем другие.
— Понимаю. А кто-нибудь из стоящих здесь мужчин посещал Гиллему? — спросил судья, кивая на задержанных.
— Да, вот этот. Его зовут Пере. Он посещал ее много раз. На прошлой неделе он отказался ей платить, а когда она начала жаловаться, ударил ее ногой и кулаком, и нам пришлось звать Йохана, — он тоже у нас работает, — и он выкинул Пере на улицу. Два дня спустя Пере вернулся, мы не хотели его пускать, а он сказал, что отомстит Гиллеме, чтобы она поняла, что нельзя с ним так обращаться. — Женщина перевела дух, и ее щеки стали пунцовыми.
— Очень хорошо, дитя мое, — промолвил величественный судья. — Это были его слова?
— Да, мой господин. Я запомнила, потому что очень испугалась. Другие тоже слышали. Можете их спросить.
— Спасибо, вы можете идти. Кто следующий?
Затем суд перешел к печальной истории Венгуды и Томаса. Суд услышал о ее двух ужасных проступках в глазах мужа: о том, что она была бесплодна и что забрала к себе ребенка своей умершей сестры вынудив мужа понести большие траты. А потом Томас утверждал, что Венгуда по ночам летала по дому и околдовала его, сделав бессильным. Люди зашумели.
— Полагаю, у нас есть свидетель, который может прояснить это утверждение, — произнес судья Адробер. — Я прав?
У женщины, стоявшей перед судейским столом, вид был такой, словно она не новичок в зале суда. Она смело и отчетливо назвала свое имя, глядя судьям в глаза. На вопросы отвечала прямо, как человек, чья совесть чиста.
— Вы сообщите суду, что вам известно о Томасе де Коста?
— Он несколько раз посещал меня, ваша светлость. По причине, свойственной моему ремеслу. И я могу подтвердить, что он действительно был бессилен. Другие девушки, к которым он ходил, согласятся со мной.
— Когда это было?
— Он пришел в тот год, когда случился голод, ваша светлость. И продолжал приходить после.
— Это было десять лет назад.
— Верно, ваша светлость. Так и есть. Всем известно, что он женился на этой несчастной женщине только после Черной Смерти. Неудивительно, что у нее не было детей.
По залу пронесся сдавленный нервный смех.
— Значит, она околдовала меня раньше. До того, как мы поженились, — возразил Томас.
Помощник что-то шепнул судьям.
— Когда ей было десять лет, и она жила на расстоянии двух дней пути от вас, в монастыре? — спросил судья.
Судьи ненадолго удалились и вернулись, чтобы огласить приговор. Марка де Пуига сочли виновным в смерти Венгуды, Берната, чье имя и местонахождение еще предстояло установить, — в смерти Гиллемы. Их приговорили к повешению. Каменщика приговорили к штрафу в пять су. Томас де Коста и Пере Вивес были оштрафованы на пятнадцать су за подстрекательство к мятежу, и им ужасно повезло, что они избежали повешения.
В целом, если не считать четырех обвиняемых, все признали решение суда справедливым. Марка никто не любил, Берната никто не знал, а у оставшихся троих денег, видимо, было больше, чем они говорили. Неизвестно, что подумал Бернат, потому что у стен Жироны он больше не появлялся.
Глава четырнадцатая
