Лекарь выпрямился и, отступив назад, негромко позвал:
— Ракель.
— Да, отец, — отозвалась девушка, передавая кружку и тряпицу Юсуфу.
— Выйди на минутку в коридор. Я слышу голос Его преосвященства. А ты присмотри за раненым, Юсуф, и позови меня, если будет нужно.
— Да, хозяин, — отозвался мальчик, в который раз поражаясь, как тот определяет, что это он вошел в комнату. Получая указания лекаря, мальчик одновременно прислушивался к тому, что говорил Паскуаль. Тот очень торопился, но говорил так быстро и с таким непонятным для Юсуфа акцентом, что тому удалось разобрать всего несколько слов.
Раненый умолк, чтобы перевести дыхание. Склонившись над ним, Юсуф поднес к его губам кружку с водой, а затем осторожно протер влажной тряпицей лицо. Сделав это, он тактично отступил на шаг назад.
— Я должен сообщить об этом немедленно, — промолвил Улибе тихо, но абсолютно разборчиво. — Но неужели вы не можете сказать, кто это сделал? Может быть, вы видели его хотя бы мельком? Одежда? Голос? Был ли он верхом?
Звук открывающейся двери заставил Юсуфа обернуться, и он увидел, что в комнату входят Его преосвященство епископ, его хозяин и Ракель.
— Я знаю достаточно хорошо, — прошептал раненый и болезненно закашлялся.
Юсуф быстро подскочил к нему, чтобы утереть ручеек крови, выступивший на губах. Ракель что-то быстро прошептала отцу.
Паскуалю удалось сделать еще один глубокий вдох и продолжать говорить голосом, больше похожим на бормотание. Он замолчал и улыбнулся. Или, возможно, подумал Юсуф, это гримаса боли. По-прежнему, это казалось улыбкой. Затем он закрыл глаза, словно сосредотачивал свои утекающие силы для нового вздоха.
— Ваше преосвященство, теперь или никогда, — печально произнес лекарь и в сопровождении дочери вышел в коридор, в то время как двое священников вошли в комнату для исполнения соборования. Юсуф, положив салфетку и поставив кружку, быстро выскользнул из комнаты следом за ними.
За то короткое время, что они провели у одра умирающего, начался день. Едва Юсуф открыл рот, чтобы задать вопрос своему хозяину, звон колоколов заглушил все остальные звуки. Когда они растаяли в воздухе, он осознал, что повсюду во дворце уже полно людей, проснувшихся, одевшихся и приступивших к своим повседневным заботам. Разговоры, типичные для дня, не имели ни малейшего отношения к событиям, случившимся перед рассветом.
— Какие это были колокола? — спросил он, неожиданно испугавшись, что сейчас уже позднее, чем он думал.
— Первые часы, — с отсутствующим видом ответил Бернат, продолжавший свое дежурство в коридоре.
— Он умирает, — тихо сказал Исаак. — Мы ему больше ничем не в силах помочь.
— Никто в этом не сомневается, — ответил Бернат. — Мало кто проживет дольше после удара в спину ножом столь необычной длины.
— Вы видели оружие? — спросил Исаак.
— Да, — кивнул Бернат. — Очень хороший кинжал с длинным клинком из отличного металла и оканчивается заостренным концом.
— То есть человек, который им владел, носил его, чтобы использовать по назначению, а не для показухи, — уточнил Исаак.
— Вне всяких сомнений.
Дверь открылась, и вышел Улибе в сопровождении епископа.
— Он скончался, — грустно сказал Улибе.
— Друг мой, мы похороним его со всеми надлежащими почестями, — заверил его епископ. — Он был добрым человеком. Бейлиф, я знаю, что вам давно пора трогаться в путь, но прежде мне хотелось бы уладить кое-что. Бернат?
— Разумеется, Ваше преосвященство, — подтвердил Улибе.
— Да, Ваше преосвященство, — сказал секретарь.
— Юсуф, ты готов? — пробормотал Исаак.
Юсуф подошел поближе к слепому хозяину.
— Да, — сказал он, — хотя за это время успел проголодаться.
— Не волнуйся. Юдифь не даст нам умереть с голоду, — усмехнулся Исаак и мягко опустил ладонь на плечо мальчика, давая понять, что он готов идти.
Однако Беренгер, похоже, был настроен заняться делами прямо в коридоре.
— Когда я вошел в комнату, он говорил, но так тихо, что я ничего не смог разобрать. Какими были его последние слова? Он назвал нападавшего?
Улибе Климен покачал головой.
— Ваше преосвященство, он был в обычном для такой раны состоянии и просто что-то бормотал, на что натыкался его разум. Мало что из сказанного им имеет какой-либо смысл.
— Каковы были его точные слова? — прищурился Беренгер.
— Насколько я помню, Ваше преосвященство, он сказал «собака», «новое платье» и «дубовое дерево». И еще несколько слов, которые я не сумел распознать. Ах, да! Еще он что-то пробормотал про мяч и пони.
— Впал в детство, — понимающе кивнул Бернат.
У Беренгера был скептический вид.
— Больше ничего не говорил?
— Под самый конец, — вспомнил Улибе, — он сказал: «Да пощадит меня Господь и простит за то, что подвел тебя. Заклинаю тебя, помолись за мою душу».
Юсуф, удивленный, вскинул голову и уже собирался было что-то сказать, но рука хозяина крепко стиснула его плечо. Внезапно он понял, что Улибе пристально смотрит на него, и ему было бы трудно определить, дружелюбно или нет.
— Что ж, это печальное происшествие и так задержало вас достаточно долго, — сказал епископ. — Ваша охрана ждет. Капитан моей гвардии проводит вас до самого Кальдеса. Он вернется с мастером Исааком и его дочерью. Я не могу отпустить их без сопровождения.
— Ваше преосвященство очень добры, — пробормотал Исаак.
— Мне хотелось бы добавить Улибе всего несколько слов. Я скоро спущусь, чтобы пожелать вам счастливого пути. — И Беренгер деловито устремился по коридору в сопровождении Улибе и Берната.
— Хозяин, вы едете с нами? — спросил Юсуф.
Исаак повернулся к своему ученику.
— Только на короткое время, пока еще стоит утренняя прохлада. Его преосвященству показалось, что это хорошая мысль. И это не даст ему втянуть меня еще в какое-нибудь дело. А теперь ответь мне, Юсуф… что сказал Паскуаль?
— Откуда вы узнали, что Улибе солгал?
— Ты сам мне это сказал. Ты подпрыгнул, как испуганный кролик, когда бейлиф заговорил. Боюсь, что он мог это заметить.
— Да, хозяин, он… Паскуаль… говорил на чужестранном языке. Мне кажется, похожим на арагонский или кастильский. И быстро. Мне было очень трудно понять, — сказал Юсуф. — Когда они переговаривались между собой, Улибе отвечал ему в той же манере.
— Но ты должен был понять хоть что-нибудь, — сказал Исаак, — иначе бы так не удивился.
— Так и есть. Но я ничего не слышал о пони, собаке, плаще или дубах, — сказал Юсуф. — По-моему, он посоветовал ему держаться начеку, но я не уверен. Но под конец он говорил медленнее и, по-моему, он сказал: «Не грусти, мой друг. Это насмешка, насмешка — Господь посмеялся надо мной. Помолись за меня и присмотри за моими младшими». Может, я передаю это не слово в слово, но смысл именно такой.
— Посмеялся? — переспросила Ракель.
— Посмеялся, — подтвердил Юсуф.
