интересовалась, кто с ней был в лесу все это время. Но что они делали, я не интересовалась. Я знала.
У Бонафильи снова хлынули слезы. Она икнула, спрятала лицо в большом платке, который подала ей Эсфирь, и ни на кого не глядела.
Ракель взяла свою чашу, села на кровать и уставилась на Бонафилью.
— Что будем делать?
— Давид определенно узнает. Что будет делать он?
— Я очень боялась грозы, — сказала Бонафилья. — Решила, что мы погибнем, и так боялась, что не думала…
— Определенно не думала, — сказала Ракель. — Но больше всего меня удивляет не это. Почему ты встречалась с ним? Думала, он избавит тебя от твоих проблем? Надеялась, что он на тебе женится?
— Нет, Ракель. Ты все не так поняла, все не так. Он заставил меня приходить и разговаривать с ним, — заговорила Бонафилья. — Я не хотела, потому что Давид вправду самый замечательный мужчина, какого я только видела, но он сказал, что если не буду приходить и делать то, что он хочет, то позаботится, чтобы Давид и все остальные узнали о случившемся. Сказал, что представит доказательство…
— Какое доказательство помимо его слова?
— Он взял колечко, которое я получила от матери. Отец сразу же его узнает, потому что заказывал для нее…
— Ты отдала колечко ему, — сказала Ракель.
— Я не думала, — снова захныкала Бонафилья. — Сама не знала, что делаю, я так боялась…
— Так начни думать сейчас, — сказала Ракель, — и не принимайся опять плакать, иначе мы ничего не решим.
— Но что мне делать завтра ночью? — спросила Бонафилья в неподдельном ужасе.
— Есть меры, которые можно принять, — сказала Эсфирь.
— Верно, — сказала Ракель. — Но для этого нам понадобится помощь кого-то в городе, а это будет рискованно. Бонафилья будет жить здесь.
— О чем вы говорите? — сказала Бонафилья и заплакала еще горше.
— Бонафилья, мне нужно подумать, — сказала Ракель. — А я не могу, когда ты всхлипываешь мне в ухо. Можно спросить моего отца. Он что-нибудь посоветует.
— Нет, — сказала Бонафилья, снова закрывая лицо. — Не надо. Я умру, если он узнает.
— Если кто-нибудь не найдет какого-то выхода, уверяю тебя, в среду утром знать будут все.
— Я посижу с ней, сеньора Ракель, — сказала Эсфирь. — Идите, посоветуйтесь с сеньором Исааком.
Выйдя, Ракель увидела маленькую Хасинту, сидевшую на нижней ступеньке лестницы, ведущей на чердак.
— Привет, Хасинта, — сказала она. — Что ты делаешь?
— Подслушиваю, — прошептала девочка. — Сеньора Ракель, я хочу с вами поговорить.
— Слушаю, Хасинта.
— Сеньор Давид дал мне монетку, чтобы я последовала за сеньорой Бонафильей и выяснила, что она делает после того, как он говорил с ней, — сказала та.
— Это очень некрасиво с его стороны, — сказала Ракель.
— Ему нужно знать, разве не так? — заметила девочка. — Он ведь завтра на ней женится.
— Почему ты мне говоришь это? — спросила Ракель.
— Потому что вы сказали ей, что вам нужно подумать, что вам может понадобиться помощь, и я подумала, что моя мать может вам помочь. Она многое знает о мужчинах, — сказала маленькая девочка обыденным тоном. — Если хотите, пойду и скажу сеньору Давиду, что сеньора Бонафилья пошла к себе в комнату и плакала, пока не уснула. Это почти правда, и он ничего не узнает из этого. Потом приведу свою мать. Вы можете встретить нас на площади за стеной гетто. Она не хочет входить в ворота.
— Почему? — спросила Ракель.
— Она не говорила, — ответила Хасинта. — Не хочет, и все.
Ракель спустилась по склону холма на недалекую площадь и стала ждать. Звук быстрых шагов возвестил о приближении закутанной в вуаль женщины, скромно одетой в легкое коричневое шерстяное платье, она вела за руку Хасинту.
— Это моя мать, — сказала девочка.
— От нее была польза? — спросила женщина.
— Была, — ответила Ракель. — Не знаю, что делала бы сеньора Руфь без нее.
— Я послала ее не ради сеньоры Руфи, — заметила женщина, — но рада, что она находит ее нужной. Предпочитаю, чтобы она работала не в моем доме, — добавила она. — Девочка достаточно большая, чтобы понимать, почему. Однако Хасинта сказала мне, что вам нужен мой совет, хоть это и кажется странным. Что я могу посоветовать, сеньора, такой, как вы?
— Я не знаю никого, кто может помочь нам в нашем затруднении, — сказала Ракель, — но Хасинта, кажется, считает, что, возможно, вы можете.
— Скажите, в чем ваше затруднение, — ответила женщина таким тоном, словно ее забавляла эта ситуация. — И я скажу вам, есть ли у меня ответ.
Ракель изложила все ясно и кратко, как только могла.
— Чего хочет этот мужчина?
— Думаю, денег, — ответила Ракель. — Она так сбивчиво говорила и так сильно плакала, что было трудно понять. Сперва я подумала, что он хочет жениться на ней и потребовать приданое, но не думаю, что дело в этом.
— Я тоже не думаю, — сказала женщина. — Но золото, чтобы он помалкивал, кажется более правдоподобным. Итак, у нас две проблемы. Будь это просто потеря девственности, то есть способы обмануть самых недоверчивых мужчин.
— Я слышала о них, — сказала Ракель.
— Правда, для этого девушке нужна ясная голова, — сказала женщина. — Но угроза здесь в том, что живущий в городе человек хочет получить золото, или он все расскажет мужу. Знаете, он не отстанет. Если она обманет мужа относительно девственности, то ее положение станет более уязвимым. Этот человек будет иметь власть над ней до конца жизни. Или, по крайней мере, до смерти ее мужа.
— Я тоже думала об этом, — сказала Ракель. — Что же нам делать?
— Есть выбор, — спокойно сказала женщина. — Вы можете подослать к нему убийц — думаю, есть такие, кто возьмет за это меньше золота, чем хочет он. Потом вы должны постараться обмануть новобрачного — как его имя?
— Давид.
— Или можете серьезно поговорить с Давидом. Кто-нибудь с хорошо подвешенным языком должен убедить его, что обстоятельства были необычными, потом указать, как она красива, как богата и как маловероятно, что она вновь сделает то же самое.
— Что бы вы посоветовали?
— Хотя полагаю, что такого паразита, как ее соблазнитель, вряд ли будут оплакивать, я предпочитаю второе. Это дешевле и безопаснее, поскольку он мог сказать о случившемся сообщнику или слуге. Когда муж узнает, никто не будет иметь власти над ней. Единственная опасность — муж может отвергнуть ее, когда узнает.
— Такая опасность существует, — сказала Ракель.
— По крайней мере, это не может ухудшить ситуацию, — сказала мать Хасинты.
— Возможно, я уговорю отца поговорить с ним, — сказала Ракель, придя в ужас при мысли взяться за это самой.
— Я поговорю с вашим отцом. Отправьте его ко мне, в дом Эсклармонды. Я буду там. И поскольку я обещала ей узнать, как чувствует себя ее пациент, возможно, вы будете настолько любезны, что скажете.
Давид вернулся в дом врача, когда ужин близился к концу, выражение его лица было задумчивым. Он
