— Травник приходил снова?
— Каждый день, сеньор Исаак. Он любит посидеть, поболтать — может говорить часами, и хозяин находил его занятным. Проводил здесь много времени до вчерашнего дня, вчера не приходил совсем. Вечером пришел какой-то парень, спросил, продолжает ли у сеньора Нарсиса улучшаться самочувствие. Я сказала, что он плохо провел ночь, велела передать это травнику, он сказал, что передаст, но у него была новая микстура, травник сказал, чтобы хозяин принимал ее, когда будет нужно. Хозяин выпил немного вчера поздно вечером и сказал, что вкус у нее хуже, чем у старой, и лег в постель.
— Спасибо, Анна, — сказал Исаак, не убиравший руки с тела пациента во время этого рассказа. — Мышцы его опять сводит, — негромко произнес он.
— Папа, дать ему еще?
— Пока не надо. — Исаак повернулся и пошел к двери, дочь последовала за ним. Протянул руку, ощупал дверную коробку, потом взялся за ручку.
— Выйдем на минутку.
— В чем дело, папа? — спросила Ракель, когда они оказались в коридоре.
— Не хочу, чтобы он меня слышал. Понимаешь, что происходит, дорогая моя?
— Папа, это походит на твое описание смерти того человека в Круильесе. Я спала и не видела ее. Надо было бы послать кого-то разбудить меня. Тогда от меня было бы больше пользы, — произнесла она с горечью. — Лишь когда ты спросил Анну, что он ел, я поняла, что он отравлен.
— Если не давать ему больше ничего для снижения боли, то боюсь — почти уверен, что он умрет в жутких мучениях от спазм, которые уже начались.
— А если дать?
— В достаточном количестве лекарство остановит спазмы, и он может выжить, хотя почти наверняка умрет от избытка этого лекарства. Единственная надежда, притом очень слабая, что он крепкий человек. Но такие мучения ослабляют волю. Мы не сможем ничего сделать, если он потеряет волю и будет молить о смерти. Он близок к этому состоянию.
— Что нам следует делать?
— Не знаю, дитя мое. Я долгое время заботился о нем, и он превозмог очень многое. Я не могу намеренно вызвать его смерть.
— Разве нельзя давать ему крохотные количества, по капле этой разбавленной микстуры, чтобы несколько ослабить спазмы? Но не столько, чтобы у него остановилось дыхание. Тогда что бы ни случилось, мы для него что-то сделали, но не причинили вреда.
— Ракель, ты рассуждаешь, как философ. Но это единственный путь. Так и поступим. Будь очень осторожна, дорогая моя.
Первый утренний свет уже проникал в щели ставней, когда Исаак, ощупав снова крепко сжатые челюсти пациента и твердые от боли мышцы, обратился к служанке:
— Анна, пошли кого-нибудь за священником.
— О, нет, сеньор, — воскликнула та.
— Быстро, — сказал врач. — Ракель, дорогая моя, дай ему то, что осталось в чаше. У него ужасные боли.
— Папа, ты уверен?
— Знаю, — ответил он.
Исаак еще не ложился в постель, когда его ввели в кабинет епископа. Посреди завтрака, который не шел ему в горло, его подняли трое епископских стражников и нервозный посыльный и торопливо повели из-за стола, через гетто, мимо все еще протестующего привратника во дворец.
— Ваше преосвященство, мне сказали, что дело очень срочное. Вы больны?
— Я не болен, сеньор Исаак. Но дело в определенном смысле очень срочное. Мне нужно проконсультироваться с вами по очень важному вопросу.
— Вы уверены, что не больны, ваше преосвященство? — спросил врач. — Мне дали понять, что дело обстоит так.
— Нет-нет, сеньор Исаак. Я в превосходном здравии. Дело связано со злополучным утренним происшествием — со смертью. Капитан стражи и отец Бернат сейчас всеми силами стараются выяснить, что возможно. Они вскоре явятся с сообщением.
— Вы уже отправили их, ваше преосвященство? — с удивлением спросил Исаак. — Я бы пришел во дворец, как только счел бы уместным, но, вижу, эта новость опередила меня.
— Да, — сказал Беренгер. — Проблема сеньора Луки становится острой. Один из его пациентов скончался, сеньор Исаак. Сегодня перед восходом.
— Как и один из моих. Однако наверняка, ваше преосвященство, — сдержанно заговорил Исаак, чувствуя, что волнение нарастает, — если всякий раз, когда умирает больной, посылать людей вести расследование, мы, врачи, окажемся в очень трудном положении. Обычно, когда человек при смерти, вызывают врача — или лекаря, травника или как он там себя именует. Это не означает, что он повинен в смерти.
— Согласен, — сказал епископ. — Сперва врача, потом священника. И я не обратил бы на это внимания, если б не долгий разговор с сеньором Хайме Ксавьером.
— С нотариусом? — спросил Исаак. — Он, должно быть, дежурил у смертного одра. Насколько я понимаю, умер кто-то богатый.
— Этот разговор с сеньором Хайме происходил две-три недели назад. Нотариус упомянул, что у него есть клиентка — вдова, некая сеньора Магдалена, — у которой есть деньги и собственность, и она хочет их завещать. Как и подобает, большую часть она завещала внуку, единственному живому родственнику, но суммы поменьше оставила верным слугам, а также пятьдесят су юному сеньору Луке за его полезные лекарства и приятную манеру обхождения с трудной старухой. Нотариус заверил меня, что это были ее собственные слова. Вскоре после составления завещания она скончалась.
— Было что-нибудь странное в том, как она умерла?
— Ничего. Она постепенно слабела, и смерть не была неожиданной. Предыдущий врач, лечивший ее от поноса и сильных болей в желудке, был удивлен, что она протянула так долго. И эта сумма, хоть и, несомненно, желанная для начинающего молодого человека, не столь уж велика.
— Но он все-таки пришел к вам по этому поводу?
— Нет. Упомянул во время разговора другую тему. Но напомнил мне об этом несколько дней назад, придя по поводу одного клиента, который вызвал его и сказал, что хочет изменить завещание.
— Да?
— Этот клиент лишился почти всей семьи в последние десять тяжелых лет — из-за чумы, голода, войн — насколько ему было известно, в живых остался только один человек. За это время он сколотил значительное состояние.
— И теперь?
— По причинам, которые объяснил сеньору Хайме, он разделил свое состояние поровну между епархией и сеньором Лукой. Завещание было составлено, подписано и засвидетельствовано два дня назад. Клиент сеньора Хайме умер сегодня рано утром.
— Чем он страдал? — спросил врач.
— Я хотел спросить об этом вас, сеньор Исаак, потому что, полагаю, его врачом были вы.
— Тогда скажите мне, ваше преосвященство, кто умер, — устало попросил Исаак.
— Я не сказал? — спросил Беренгер. — Сеньор Нарсис Бельфонт. Что можете сказать мне о нем?
— Значит, мы говорили об одном и том же человеке. — Врач сделал паузу. — Я ухаживал за ним прошлой ночью, когда он умер. Это было мучительно. Он был молодым, крепким мужчиной и не должен был умирать так рано, ваше преосвященство.
— Тогда почему он все время обращался к врачам?
— Ваше преосвященство наверняка помнит произошедший с ним несчастный случай.
— Помню. Прошлым летом его сбросила лошадь, и он сломал ногу. Но я думал, что он превосходно оправился от этого.
