— Ненависть? Ты говоришь, что мы должны заставить ее ненавидеть Марка? Папа, это невозможно. Нужно искать какое-то лекарство.
— Об этом мы и говорим, — мягко сказал Исаак.
— Но ты говорил о припарках, — сказала Ракель.
За столом кроме них было еще четверо. Юдифь, жена Исаака, их восьмилетние близнецы, Натан и Мириам, и Юсуф, двенадцатилетний мальчик-мусульманин, получивший от короля разрешение жить в этой семье.
— Кому нужна припарка? — спросила Юдифь. — Дочери Ромеу?
— Пока что нет, мама, — ответила Ракель.
— А как себя чувствует Рехина? — спросила Юдифь. — Это печальная история юного Марка стала причиной болезни, так ведь? Родители не должны были позволять ей влюбляться в таком возрасте.
— Но, мама, как они могли помешать ей? — спросила Ракель.
— Могли бы найти какой-то способ. Но теперь, когда война окончена, Марк наверняка вернется. Не может ведь он вечно вести солдатскую жизнь.
— Она получила сообщение от кастеляна, — сказала Ракель. — Помнишь его? Он был командиром Марка на Сардинии, и его вернули домой, когда он заболел лихорадкой.
— Может, я утратила талию, но ума еще не лишилась, — сказала Юдифь. — Помню, конечно.
— Так вот, когда кастелян стал поправляться, он отправил бедной Рехине сообщение, что ее Марк, вместо того чтобы вернуться вместе с товарищами, вступил в альмогаверский полк и отправился в Афины, или какое-то подобное место. Он хочет стать богатым и думает, что ради этого стоит рисковать жизнью. Кроме того, кастелян сказал, что солдатская жизнь ему по душе.
— Это не особенно обнадеживающе, — заметила Юдифь. — Насколько я понимаю, Марк беден, и хотя у Рехины приличное приданое, женившись на ней, он не разбогатеет.
— Мама, она все время плачет, — сказала Ракель, — и отказывается есть. Клянется, что хочет умереть или надеть солдатский мундир и отправиться к нему.
— По-моему, это почти одно и то же, — сказала Юдифь. — Что за мысль для приличной девушки с приданым!
— Ее отец думает так же, — сказал Исаак. — Ромеу сказал, что в жизни не слышал ничего столь безрассудного.
— Но послушай, Исаак, — заговорила Юдифь. — По-моему, ты придаешь слишком большое значение ее горю. В этом возрасте все беды, даже крохотные, представляют собой горы, которые нужно перевалить. Подожди недельку-другую, и она станет прежней.
— Да, — сказал Юсуф. Мальчик учился искусству врачевания у Исаака, а фехтования и верховой езды у капитана стражи епископа. Совсем недавно епископ добавил к его занятиям философию, и дважды в неделю он сидел в соборе с тем или иным священником, читал отрывки из трудов Августина, Иеронима или Григория Нисского, в зависимости от вкусов и познаний того или иного наставника. — Философы учат нас, что никакая женщина не может долго держаться одной мысли.
— Когда ты стал знатоком женщин, Юсуф? — язвительно спросила Ракель. — Тот же вопрос я могла бы задать твоим философам. О каких философах ты говоришь и какие доводы они приводят?
— Что такое философ? — спросила восьмилетняя Мириам.
— Я тоже женщина, — возбужденно заговорила Ракель. — И думаю, держусь многих мыслей и принципов, сколько помню себя. И знаю больше, что значит быть помолвленной, чем ты, Юсуф. Я видела Рехину, разговаривала с ней, она в полном отчаянии. На ее месте и я была бы.
— Но ты и Рехина совершенно разные, — сказал Исаак. — Насколько могут быть разными две молодые женщины. А теперь, если извините меня, пойду, умоюсь и приготовлюсь к обеду.
— Рехина избавится от отчаяния и горя, — сказала Юдифь, — как только появится кто-то другой.
— Мама, — сказала Ракель, — это жестоко. Она действительно страдает.
— Конечно, страдает. Я только говорю, что это пройдет. — Юдифь умолкла, глядя, как муж идет по двору и открывает дверь в свой кабинет. Когда дверь закрылась, снова повернулась к дочери: — Ракель, пока отца нет, хочу кое о чем тебя попросить.
— О чем, мама?
— Отложи свое бракосочетание еще на несколько месяцев. Когда раввин вернется со встречи в Барселоне, у нас наверняка будет холодная, дождливая погода. Пожалуйста, ради отца останься здесь и помоги ему справляться с серьезными зимними болезнями.
Ракель с напряженным от гнева и удивления лицом воззрилась на мать.
— Мама, не могу, — сказала она наконец. — Я и так уже ждала очень долго. И Даниель выйдет из себя. Что я ему скажу? Какую отговорку придумаешь на сей раз?
— Скажи ему правду, — ответила Юдифь. — Если он такой хороший, как мы считаем, то поймет. Только отцу ни слова.
Исаак снова прошел по двору, бесшумно ступая по камням, и сел в наступившем молчании. Ракель мятежно уставилась в свою пустую тарелку. Юдифь рассеянно смотрела на Мириам и Натана, которые смеялись, ведя какую-то игру, и не обращали внимания на разногласия взрослых.
— Любимая, ты потеряла аппетит, как бедная маленькая Рехина? — спросил Исаак. — Но определенно по другой причине.
— Обед еще не на столе, — испуганно сказала Юдифь. — О чем я только думала? — добавила она и поспешила на кухню посмотреть, что там делается.
— Ракель, — негромко заговорил ее отец, — когда состоится твое бракосочетание, сможешь ты остаться дома, пока у матери не родится ребенок? Она более усталая, чем готова признать. Я слышу это в ее голосе и вижу по походке; они не такие легкие, уверенные, как должны быть.
— Но, папа, мы нашли Хасинту в помощь Наоми, она может справляться на кухне со столькими делами, что маме незачем беспокоиться о них. Неужели не понимаешь, как все изменилось с появлением этой девочки?
— Дорогая моя, твоя мама всегда будет беспокоиться, — сказал Исаак. — Это у нее в натуре.
— И она сейчас беременна. Естественно, устает и медленнее ходит.
— Это было не так, когда она носила близнецов.
Терпя поражение, Ракель смирилась с ним.
— Пожалуй, будет лучше, если мы поженимся весной, — сказала она со вздохом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Море закипит, как чугунок в печи.
Торговый агент отодвинул остатки превосходной, фаршированной травами и рисом рыбы, которой они обедали. Служанка поставила на стол большую чашу с сушеными фруктами и орехами, затем вышла.
— Сеньор Эфраим здоров? — спросил Антони. — Не в его духе упускать возможность приехать сюда, осмотреть наши товары. И узнать последние новости и слухи.
— Совершенно здоров, — ответил Даниель. — Но говорит, слишком занят, чтобы уезжать. Я не верю ему. Думаю, в том, что он остался дома, моя вина.
— Как такое может быть?
— Это долгая история.
— После обеда самое лучшее время слушать долгую историю, — сказал Антони. — Если она окажется слишком уж утомительной, ее можно сочетать с послеполуденным сном.
— Постараюсь не затягивать ее, — со смехом сказал Даниель. — В прошлом месяце я должен был жениться на самой умной и красивой девушке во всей Каталонии. Ее зовут Ракель, она дочь весьма
