Когда Сано с Хиратой, эскадроном сыщиков, сторожевыми псами и их солдатами подъехали к театру Накамура-дза, снаружи уже собралась толпа. Люди волновались, кричали и толкали друг друга к входу, где их пытались сдержать полицейские. Из здания слышались дикие вопли, по улице все шли и шли люди, торопясь принять участие в веселье. Сано и его спутники спрыгнули с лошадей и начали проталкиваться к театру.
— Что здесь происходит? — крикнул Сано полицейскому.
— Какой-то безумный самурай залез на сцену во время представления, — ответил тот, отпихивая мужчин, прорывающихся к двери. — Он еще там, грозит одному из актеров.
Сано планировал зайти втеатр, подождать окончания спектакля и спокойно арестовать Кохэйдзи. Он криво улыбнулся: надо же, решил, будто хоть что-нибудь в этом расследовании пройдет без сюрпризов. Толпа напирала. Поблизости Хирата и сыщики расталкивали горластых зрителей, сторожевые псы и их люди барахтались у края толпы.
— Впустите нас! — велел Сано полицейским. — Мы наведем порядок.
Полицейский кивнул и позволил Сано и его спутникам проскользнуть внутрь. В театре яблоку негде было упасть. Сано не видел сцены, потому что зрители стояли на перегородках между сидячими местами, задирая головы и перекрывая обзор. В зале эхом отдавались крики. Запах алкоголя и пота смешивался с острой вонью табачного дыма. Сано почуял в воздухе насилие, опьяняющее и заразительное. Он вспрыгнул на помост — единственный свободный подход к сцене.
Хирата и остальные поспешили следом за ним, зрители приветствовали их появление выкриками и махали руками. У Сано от шума гудело в ушах. Вокруг плясали искаженные жаждой крови, уродливые лица. На сцене друг против друга стояли двое мужчин. Один занес меч. Другой пригибался, защищаясь руками. Подойдя поближе, Сано узнал в пригнувшемся Кохэйдзи. На нем был самурайский костюм: широкие штаны, два меча на поясе, верхний плащ и ниспадающее кимоно. Накрашенное лицо перекосилось от потрясения и ужаса. Другой мужчина, одетый в черное, оказался Тамурой. Сано в удивлении стал у края сцены.
— Я пришел отомстить за смерть моего господина, досточтимого главного старейшины Макино! — прокричал Тамура, потом нацелил меч на Кохэйдзи. — За то, что ты убил его, заплатишь собственной кровью!
Зрители взревели от восторга. Может, они думали, что это часть спектакля, но Сано знал — Тамура намерен осуществить кровную месть, в которой поклялся. Сано вдруг вспомнил, как во время допроса Агэмаки ему послышались чьи-то шаги в коридоре часовни. Вероятно, это был Тамура.
Хирата воскликнул:
— Он подслушал, как ты сказал, что Даемон нанял Кохэйдзи убить его господина!
— Ты с ума сошел! — сказал Кохэйдзи Тамуре. — Я не убивал Макино. — В его голосе звенел страх. — Я не тот, кто тебе нужен.
Зрители засвистели, а Тамура ответил:
— Довольно лжи!
От гнева и решимости его строгое, похожее на маску лицо окаменело. Лезвие меча блестело в лучах солнца, проникавших сквозь световые люки.
— Признай свою вину хоть перед смертью, трус!
Хотя Сано понимал, что кровная месть — дело чести, и вовсе не хотел вмешиваться, когда собрат- самурай исполняет свой долг, воздавая за смерть господина, но не мог допустить, чтобы Тамура вершил самосуд. Сёгун первый был наделен правом наказать Кохэйдзи. Сано вышел на сцену.
— Тамура-сан! — позвал он.
Публика притихла в ожидании. Тамура повернулся, глянул на Сано, однако Кохэйдзи из виду не выпустил.
— Сёсакан-сама!.. — протянул он с веселой враждебностью. — Большое спасибо, что вывели на чистую воду этот бесполезный кусок дерьма. Думаю, мне стоит извиниться перед вами, я вас недооценил. Теперь, если позволите, я избавлю вас от необходимости его арестовывать.
Он шагнул вперед и обрушил меч на Кохэйдзи. Актер отпрыгнул назад, едва уйдя от лезвия. Зрители восхищенно заорали. Они так жаждали зрелищ, что судьба любимого актера их уже не волновала.
— Я не убийца! — в отчаянии вскричал Кохэйдзи. — Спросите Окицу. Она скажет.
— Уже, — проговорил Сано. — Она мне все рассказала.
— Громче! — возмутились зрители. — Мы тебя не слышим! Громче!
Сано оглянулся через плечо и увидел сотни жадных лиц: он стал одним из героев спектакля.
— Ты и правда убил Макино, — сообщил он Кохэйдзи, затем обратился к Тамуре: — Но он не убийца.
Противники уставились на Сано. Тамура едва сдерживался, чтобы не зарубить актера. На лицах обоих отразились недоверие и озадаченность.
— Тамура-сан, вы слышали только половину истории, — объяснил Сано. — Я сказал Агэмаки, что Кохэйдзи наняли убить вашего господина. Но если бы вы не помчались сразу же вершить правосудие, то узнали бы, что не было никаких покушений, а Макино умер случайно.
— Что?! — воскликнул Тамура. Публика стихла, ловя каждое слово.
— Макино потерял сознание во время сексуальной игры, — проговорил Сано.
Кохэйдзи облегченно вздохнул, радуясь, что правда вышла наружу.
— Верно, — подтвердил он. — Макино упал замертво на нас с Окицу, когда мы его забавляли.
— Молчать!
Тамура, не оставивший мысли о воздаянии, попытался достать Кохэйдзи мечом.
Зрители ахнули. Кохэйдзи вытащил свое оружие и начал отражать удары, публика его подбадривала. Но меч актера был бутафорским. Тамура изрубил деревянное лезвие на куски. Кохэйдзи в смятении уставился на бесполезный обломок, который вывалился у него из рук.
— Я вам не верю! — яростно заявил Тамура Сано. — Вы хотите обманом лишить меня мести.
— Это не обман, — возразил Сано. — Обманом был заговор против Макино.
Тамура нахмурился и снова поднял меч, Кохэйдзи отчаянно возопил:
— Уберите же его отсюда!
Сано жестом велел Хирате и сыщикам окружить Тамуру. Когда они приблизились, Тамура бросил:
— Прочь с дороги! Отдайте его мне!
Но в глазах самурая мелькнула нерешительность. Сано поколебал его веру в вину Кохэйдзи.
На помост вспрыгнула шайка бродячих самураев — ронины в потрепанной одежде. Сано видел, что они хотят присоединиться к действу и слишком возбуждены — или пьяны! — чтобы беспокоиться за последствия вмешательства в дела бакуфу. Люди Ибэ и Отани не давали им прорваться на сцену. Главарь ронинов, грубый небритый мужик в красной повязке на голове, ревел:
— Бой! Бой!
Зрители подхватили крик. От монотонного речитатива, который сопровождали хлопки и топот, сотрясался весь театр.
— Макино выпил слишком много возбуждающего и перенапрягся, — продолжил Сано. — Он сам виноват в своей смерти.
Тамура застыл. На его лице отразился шок, затем гадливость и понимание, что его господин стал жертвой своих похотливых пристрастий, а не убийц.
— Теперь вы знаете, что я ни при чем, так, может, вы все наконец уйдете? — заныл Кохэйдзи. — Можно мне закончить спектакль?
— Бой! Бой! — скандировали зрители. Мужик в красной повязке боролся с солдатами Ибэ и Отани, которые пытались скинуть его с дружками с помоста.
— Боюсь, что нет, — осадил Сано Кохэйдзи. — Понимаете, Макино не умер сразу, он лишь потерял сознание. Не стоило вам инсценировать убийство. Главный старейшина умер, когда вы охаживали его палкой.
Кохэйдзи, открыв рот, в молчаливом ужасе уставился на него. Сано почти видел, как актер бледнеет под гримом.
— Милосердные боги, — прошептал Кохэйдзи. — Я и подумать не мог…
