подруга в Израиль собралась, купит для меня косметику, с Мертвого моря, самую наилучшую. Здесь такой набор стоит пятнадцать тысяч, а там, естествено, — дешевле. Купит за свои шекели, а как привезет — ты мне дашь, сколько надо…
Морщась, Семен отхлебнул кофе, сунул ложку и стал размешивать мутные сливочные остатки.
Все вокруг в этом июне в этом городе было мутное, сливочное, и кто-то вроде Бога изредка размешивал гущу, посылая сверху дожди и ветры, а сбоку — инфляцию, налоговые ужесточения и техногенные катастрофы.
— Три дня назад, — Макаров опять отхлебнул, — объявляет: дело сделано! Подруга вернулась, все привезла, надо ехать, забирать. Сколько, спрашиваю? Тринадцать! И смотрит на меня, вся такая довольная… Я чуть не прослезился. Действительно, говорю, дешевле. Аж на две тысячи. Собирается, уезжает, вернулась в час ночи, веселая, пьяная. Извини, говорит, любимый, с тебя еще четыре. Тысяча на такси туда, тысяча обратно, ну и там, в Медведково, мы с подругой две тысячи в ресторане просидели, пока она мне про Израиль рассказывала, как там все грамотно налажено…
— Сэкономил, значит, — сказал я.
— Ага.
— Грешно экономить на жене.
— А на ком экономить? — спросил Семен.
Это был риторический вопрос.
— Придумал, — сказал я. — Давай действовать сообща. Ты отцепишь Жорика, а я — Слона. Ты не будешь кормить композитора, а я — бандита. Во что тебе обходится твой Жорик?
— Тыщ в двадцать, каждый месяц.
— Ничего себе! Композиторы нынче дороги! Мой дешевле. От силы пятнадцать. Ну и — мы еще встречаемся раз в неделю, чай пьем или кофе, оплачиваю все время я, разумеется… Давай отцепим обоих одновременно!
Идея мне понравилась, я возбудился и вспотел бы, но кондиционер за моей спиной исправно высылал в пространство все новые и новые порции прохлады.
— Это как люди вместе курить бросают. Или как анонимные алкоголики: собираются по четвергам и рассказывают, как им хорошо без водки…
— Серьезная идея, — похвалил Семен. — Со временем можно набрать целую шайку. Групповая психотерапия!
— Анонимные спонсоры.
— Лучше — анонимные кормильцы…
— Или анонимные добряки.
— Нашел тоже добряков, — сказал Семен.
— Извини. Ляпнул не подумав… Но мысль интересная. Представь: приходим, рассаживаемся в круг на стульчиках, и каждый рассказывает свою историю…
Не чуждый актерства Семен тут же включился, ссутулился, изобразил на лице светлую грусть и глухим баритоном произнес:
— У меня есть друг… Он приходил ко мне два раза в месяц и жаловался на жизнь… Он говорил, что ему нечем кормить ребенка, что ему надо делать маме операцию… Я доставал из кармана тысячу, или пять тысяч, и давал… Дела у меня шли неважно, и пять штук для меня — большие деньги, но у моего друга дела шли еще хуже, и я обязательно помогал ему, а он брал и благодарил… Но однажды я сказал, что денег нет… Друг обиделся, мы поссорились… Но я, — тут Семен как бы собрался заплакать слезами очищения, — стал чувствовать себя лучше! Теперь я никому не отдаю свои деньги! Я трачу их только на себя и свою семью, и я счастлив…
Макаров изображал талантливо, смешно и точно.
Он двадцать лет страдал алкоголизмом и действительно посещал собрания анонимных алкоголиков; он был в материале.
— Ужасно, — сказал я. — Совершенно отвратительно.
— Согласен, — сказал Макаров, распрямляясь. — Кстати, Жорик никогда мне не жаловался. Он просто всегда выглядит таким бедным, таким, знаешь… несчастненьким. Вечно копейки из кармана достает и при мне считает… Сядем где-нибудь, он чайник чая закажет, выпьет, потом просит официантку долить кипятка… И не кипятка даже, а «кипяточку», понимаешь? Кипяточку… потом еще… Помню, один раз он при мне выдул пять чайников, понял? Я говорю: Жорик, у тебя там и чая нет, одна вода, а он — ничего, так даже полезнее… Ну как такому эфирному существу — и не дать денег? Человек искусства, живет впроголодь, питается, как кустик, солнечным светом… Музыку пишет… Смотрю на него и думаю: я — коммерсант, он — богема, я вроде как сытый, он — голодный… Если по-людски рассудить, то я обязан помочь…
— У меня то же самое, — сказал я. — Слон тоже не просит. Вот сегодня попросил — но это редко бывает. Он гордый. Если просит — то в долг. Возьмет десять — вернет через неделю четыре, потом еще две, потом одну… И я тоже понимаю, что обязан. Дам денег — он, может быть, лишний раз чужую машину не угонит или откажется от какого-нибудь грабежа со взломом и тяжкими телесными…
Макаров ухмыльнулся.
Из всех излишеств он разрешал себе только кофе. Два месяца назад даже бросил курить. Уверял, что испытывает наслаждение. Дышит полной грудью и за тридцать шагов чувствует запахи женского тела.
Но главной причиной перехода к здоровому образу жизни была экономия. Пачка сигарет — пятьдесят рублей в день, три тысячи в месяц, тридцать шесть в год; можно съездить на неделю в Европу. Скромно, без гусарства — но можно.
Кроме того, мы постановили больше не пить чай и кофе в барах. Еще месяц назад обязательно заходили ежедневно. Чай — двести рублей, зашел один раз в день — шесть тысяч в месяц, семьдесят в год; можно съездить на неделю в Америку. Скромно, без гусарства — но можно.
А сегодня решили нарушить режим и просидеть в приличном месте какое-то количество денежных знаков. Просто так, побаловать себя. Отчаянный финансовый зажим вреден для нервов, это всем известно.
Когда я пришел — Семен уже занял удобный стол и сидел: торжественный и бледный.
— Слушай, — сказал он. — Может, мы просто самодовольные козлы? Сидим в баре, мягкие диваны, кондиционер, музыка, бабы красивые вокруг… Хаты снимаем в самом дорогом городе мира. Сыновей растим, жен содержим… Почему мы все время друг другу жалуемся?
— Это не жалобы, — возразил я. — Мы обсуждаем план действий. Мы пришли сюда не за бабами и диванами, а потому что на улице жарко. Мы обменялись суждениями и сделали важный вывод. Мы поняли, что не можем экономить на друзьях.
— Да, — согласился Семен. — Не можем.
— Давай будем экономить на здоровье.
— Нет, — твердо сказал Семен. — Это порочная практика. Я двадцать лет экономлю на здоровье. Я никогда не был у стоматолога. Теперь смотри, что получается: у меня отломился последний приличный зуб, я иду в клинику, и мне вежливо говорят: мужик, если ты прямо сейчас конкретно не займешься зубами, через два года тебе просто нечем будет жевать. А мужику всего сорок лет. Нет, я больше не хочу экономить на здоровье.
— На чем же экономить?
— А мы, — Семен положил на стол локти, — не будем экономить. Я знаю, что мы сделаем.
— Излагай, — сказал я.
Макаров помолчал и ответил, глядя в сторону:
— Мы кинем Вовочку.
— Ах, вот оно что, — сказал я, улыбаясь. — А я все думаю, чего это мой друг Семен сегодня такой дерганый? А он, оказывается, решил кинуть Вовочку!
— Кофе много выпил, — пояснил Семен. — Вот и дерганый. А вообще я никогда не был так спокоен, отвечаю. И это не просто спокойствие. Это реальная нирвана, клянусь. Решение принято. Оно далось мне нелегко. Но теперь я дышу ровно, и мне хорошо.
