— Что? — нетерпеливо спросил Синуль: звучал особенно трудный пассаж чаконы.
— Я подумала: а это случайно не та штука, которую я видела в чемоданчике у дружка Гортензии.
— Какая штука? — спросил Синуль. Ему было не до этого: он заметил, что между восемнадцатой и двадцать третьей вариациями играет слишком быстро.
— Да нет, — сказала Иветта, — я наверняка ошибаюсь.
Третье и последнее межглавье
Как ты уже, конечно, догадался, дорогой и проницательный читатель, Иветта не ошибалась: князь Горманской — ибо это был именно он, пропавший наследник польдевского княжества, а в данный момент профессиональный взломщик и неистовый любовник прекрасной Гортензии, — держал у себя один из шести уникальных экземпляров знаменитой Польдевской Венеры, или Венеры с улиткой, творения великого ювелира польдевского Ренессанса Мальвенидо Снайлдзоя.
Каждый экземпляр представлял собой небольшую нефритовую статуэтку в изысканном, даже маньеристском стиле, изображающую прекрасную богиню с улиткой на руках. Ты, дорогой читатель, уяснил себе также и то обстоятельство, что статуэтки, разыскиваемые инспектором Арапедом и инспектором Блоньяром в ходе следствия, были лишь посредственными терракотовыми копиями этого сокровища польдевской культуры.
Улитка имеет весьма солидные размеры; она высунула рожки и с нескрываемым восхищением взирает на роскошные формы богини.
Глава 22
Первое воскресенье октября обещало быть ясным. Солнцу, не столь молодому, как ему хотелось бы, требовалось больше времени, чтобы войти в форму; поздними вечерами холодный воздух уже пощипывал лицо, и верхняя одежда готовилась выйти в свет. Но с полудня пятницы, казалось, снова наступило лето. И все бросились вон из города.
Синули с Иветтой опять вытащили в сад шезлонги. Мадам Орсэллс позвонила Арманс и Жюли и попросила их заняться ее близняшками; сначала она хотела просить об этом одну Арманс, но, поразмыслив, решила, что Жюли не будет лишней. Близнецы Орсэллс, Адель и Идель, были настоящими сорванцами, но другая пара близнецов, Арманс и Жюли, отлично с ними справлялась. Мадам Орсэллс срочно нужно было отстучать под диктовку мужа крайне важную рукопись, которую уже в понедельник следовало сдать в типографию. Сестры Синуль охотно согласились на ее просьбу, во-первых, ради карманных денег, во-вторых, потому что очень любили мадам Орсэллс, урожденную Энаду Ямвлих, величавую, белокурую, грустную и кроткую.
В четвертом подъезде дома 53 царила тишина и пахло хлоркой: после первого же прогноза на уик-энд все жители устремились на природу. На лестнице слышался не стук электрической машинки мадам Орсэллс («смит-корона 2000», с самокорректирующей лентой за 35,50 франка), а ее теплый грудной голос: она напевала романс на кухне, стоя у плиты, в то время как близнецы пили овомальтин (питательный шоколадный напиток, приобретенный их отцом в Риме, на конгрессе по прикладной философии) и уплетали блинчики с кленовым сиропом (привезенным из Монреаля, с конференции авангардных философов двух континентов), по шесть штук на каждую. Мадам Орсэллс пела: «Вы сказали мне, Лисандр, что найдете палисандр и повеситесь на нем, распугав всех птиц кругом!» Последние слова дважды повторялись на печальных, низких нотах. Перевернув блинчики, она раскладывала их по тарелкам — один Адели, один Идели, поливая каждый кленовым сиропом цвета темного меда и кладя сверху мгновенно таявший кусочек масла; у сестер Синуль уже текли слюнки. А сестры Орсэллс преспокойно ели, даже не думая помочь матери, но зато подвергая ее систематической критике.
— Это самая идиотская песня, какую я когда-либо слышала, — сказала Адель, глядя прямо перед собой в окно.
— Ты права, — сказала Идель, — птицы не могут бояться трупа Лисандра, их интеллект слишком ограничен, чтобы заметить разницу между живым и мертвым, по крайней мере, у людей.
Мадам Орсэллс ничего не ответила; к глубокому молчаливому негодованию Арманс и Жюли, на барышень Орсэллс не обрушилось ни одной оплеухи; мать допела песню до предсказуемого конца и дожарила блинчики, восхитительные, как всегда. На ней было длинное черное платье, одна туфля (другая нога была босая), а по спине до самых ягодиц спускалась пышная пепельная коса; у нее была длинная, широкая и круглая шея и полные плечи, над которыми с павлиньей грацией покачивалась маленькая головка.
Барышни удалились вчетвером. Мадам Орсэллс осторожно поцеловала каждую в обе щеки, что в сумме составило восемь поцелуев.
— До свидания, мадам, — сказала Арманс, — мы приведем их в шесть часов, после полдника, вас устроит?
— Называйте меня Энадой, — ответила мадам Орсэллс, — конечно, устроит.
Спускаясь по лестнице, они слышали, как она пела уже не столь печально: «Я прожил с ней три года, она вдруг говорит: ты похож на папу с мамой, ужас-ужас, ты мой брат! и вот тогда…», но тут ее прервал Орсэллс, и конец куплета так и остался неизвестным.
Арманс и Жюли разработали программу, которая обеспечивала им постоянное стратегическое преимущество. Для начала — прогулка в лодке по озеру; затем — обед. Во время обеда Иветта с одной стороны и Синуль — с другой, каждый в своем стиле, сумеют достойно ответить на любую философскую вылазку барышень Орсэллс. Наконец, на послеобеденное время был намечен главный удар: поход в кино. Просмотр «Ночи живых мертвецов» должен был поколебать твердые убеждения близнецов о различии между двумя состояниями материи — живым и мертвым.
Озеро находилось в отдаленной части города, до него нужно было добираться на автобусе, конечная остановка которого была недалеко от лодочной пристани. С утра пораньше можно было свободно взять напрокат лодку и найти на обширной глади воды, окружающей остров, тихое местечко, чтобы читать, мечтать, загорать или целоваться, если вы приехали для этого. Арманс хорошо знала озеро, все лето она регулярно бывала здесь с разными мальчиками, и Синуль жестоко ревновал. Как только лодка доплыла до тихого заливчика, который Арманс открыла уже давно, девушка достала роман Джейн Остен, сняла майку и подставила маленькие рыжие груди солнцу, которое пригревало сквозь золотистую дымку, но не так сильно, чтобы обжечь ее нежную кожу. Жюли сделала то же самое, но в белокуром варианте, и открыла книгу по термодинамике пламени — это было ее последнее открытие. Близнецы переглянулись (имеются в виду, конечно, близнецы Орсэллс; мы понимаем, что при двух парах близнецов может возникнуть путаница, но что же делать, если так оно и было!).
— Папа говорит, — начала Адель, — что девочки ужасно глупеют, как только у них начинает расти это.
— Да, — эхом отозвалась Идель, — как он говорит, одно из двух: либо tits (она показала на свою грудь), либо that (и показала на голову: близнецы учились в передовой двуязычной школе и часто говорили между собой по-английски).
Арманс ничего не слышала, поглощенная чтением Джейн Остен, и барышни решили переключить скорость.
— Папа говорит, — сказала Идель, — что мама круглая дура.
— Она считает, — добавила в качестве пояснения Адель, принимая эстафету, — что все вытекает из
