Самая последняя глава

Спустя примерно три месяца после событий, описанных в главах 26 и 27, то есть на следующий день после шестого нападения преступника, прозванного «Скандалистом в Химчистке» (на сей раз пострадала вдова Энилайн, проживавшая в доме 53, подъезд 4, по улице Вольных Граждан. Со своей обычной наглостью преступник вошел в химчистку за несколько минут до закрытия и потребовал, чтобы ему немедленно и самым тщательным образом вычистили омерзительно грязные брюки, а когда мадам Энилайн отказалась принять заказ, устроил ей скандал и в приступе ярости, очевидно, хладнокровно разыгранном, начал разбрызгивать по всему помещению едкое вещество (азотную кислоту), повредив висевшие там вещи. Затем он исчез, как всегда, неприметный и неуловимый), Кароль, студентка факультета воздушной палеонтологии, села в автобус «К» на остановке «Староархивная улица». Как известно, маршрут автобуса «К» перпендикулярен маршруту автобуса «Т» и пересекается с ним на перекрестке улицы Вольных Граждан и Староархивной.

Кароль, красивая темноволосая девушка, одетая по погоде (на улице был мороз), положила сумку на свободное сиденье напротив. Когда автобус отъезжал от остановки, она заметила на стене напротив дома 53 по улице Вольных Граждан нарисованную белой краской фигуру женщины в синем бюстгальтере. Нарисованная женщина мочилась стоя. На третьей остановке (Кароль направлялась в Музей естественной истории) в автобус вошел молодой человек с явным намерением сесть на свободное место напротив. Кароль тут же переложила сумку к себе на колени, и молодой человек сел.

Усевшись напротив, он взглянул на Кароль и сказал:

— У вас красивые глаза, мадемуазель, особенно левый.

Это была правда.

,

Похищение Гортензии

Часть первая

Убийство в Святой Гудуле

Глава 1

Тридцать три удара в полночь

Стояла ясная, теплая погода, но дело было не в Бельгии. В тот вечер вокруг церкви Святой Гудулы все дышало покоем. В огороде у Польдевской капеллы улитки мирно жевали салат. Напротив, в «Гудула- баре», последнего пьяницу выставили за дверь, а горшки с цветами — на окна. В булочной Груашана, напротив бокового входа в церковь, дремали в витрине пирожные. В сквере Отцов-Скоромников также царил покой. Песочница была пуста. Во всех шести подъездах дома 53, в домах, выходящих на сквер, в домах на углу Староархивной улицы — ни одного освещенного окна. Светили только звезды и полная весенняя луна, делая посмешище из городских фонарей. Листья фикусов на окнах «Гудула-бара» и листва деревьев в сквере казались черными, описанный песок в песочнице — бело-желтым, усеянное звездами небо — темно-синим. Ни один автомобиль, ни один автобус «Т» (остановка по требованию) не нарушали задумчивой тишины улиц (как, впрочем, и тихой уличной задумчивости). Кругом — ни души, ни даже кошки. В общем, ни одной кошачьей души. Городской шум доносился едва слышно, словно издалека, словно из другого мира: мира тревожного, изменчивого, обманчивого; мира жестокого, свирепого, кровожадного; мира лихорадочного, припадочного, упадочного; мира злобы, нищеты и преступлений; мира пневмонии, эмболии, энтропии; мира зависти, корысти, напасти; ликантропии, пиромании, сизигии, — нужное подчеркнуть… проще говоря, реального мира. То была минута невыразимого умиротворения (которое нам, однако, удалось выразить: что-то, а выражаться мы умеем).

Но не будем слишком увлекаться описанием этой идиллической местности (недолго ей еще такою оставаться) и перенесемся мысленно на угол улицы Отцов-Скоромников и улицы Закавычек: правый угол, если встать спиной к скверу, как мы стоим сейчас.

Что значит «мы»?

Под «мы» я подразумеваю:

а) Вас, дорогой мой Читатель: там есть место только для одного из огромной массы моих дорогих будущих читателей. Извините, что я выбрал лишь одного из вас, но разве вы могли бы все одновременно поместиться на углу улицы Закавычек? Она же такая узенькая! Во времена моей шальной юности (имеется в виду моя юность как Автора, сам я к тому времени уже достиг весьма солидного возраста), когда я делал первые шаги на славном, но нелегком пути романиста, я взвалил на себя обузу — Рассказчика. Это было сделано не оригинальности ради, не из любви к модернизму — поверьте, мне чужды такие пристрастия. Мною руководили щепетильность и скромность. Я хотел сделаться незаметным, скрыться за спинами моих персонажей, чтобы не смущать их, чтобы они чувствовали себя свободными. Пусть события развиваются сами собой, во всей их подлинности. Я всегда рассказываю только о подлинных событиях, потому что ужасно не люблю выдумывать, а врать не умею. Но в моем первом романе случилось вот что: Рассказчик, которому я неосмотрительно позволил говорить от первого лица, как делают все рассказчики, вошел во вкус. Сначала он сказал «я», потом стал говорить «Я», затем «Я, я, я» и наконец «Я!» А мне даже слово вставить не давал. По мере того как роман продвигался к блистательно неожиданному финалу, выяснилось, что это человек невиданной наглости и непомерных претензий. Он то и дело вмешивался и опровергал сказанное мной, утверждая, будто ему лучше знать, что происходит. Он изменял ход событий, чтобы играть в них эффектную роль. И в итоге даже опубликовал собственную версию этой истории, а меня обвинил в ошибках, пропусках, искажении фактов и плагиате! Я решил обойтись без его услуг и избавиться от него как от Рассказчика. Но только как от Рассказчика. На этих страницах вы увидите его в качестве персонажа, и, уверяю вас, он получит по заслугам;

б) Себя. Вот почему в начале этой леденящей душу истории мы стоим на углу улицы Закавычек вдвоем, а не втроем (кстати, как говорят англичане, two is company, three is a crowd: двое — это компания, а трое — это уже толпа).

Итак, перенесемся мысленно на разогретый за день тротуар. Замрем на мгновение, недвижные, невидимые и неслышные в необъятной ночной тишине под весенней луной. Невидимые, молчаливые, но зоркие и объединенные общей целью. (Если «я» — это некто Иной, то это не кто Иной, как ты, Читатель, ближний мой, брат мой.) Перенесемся мысленно на тротуар улицы Закавычек, пройдем по этой узкой улице метров десять, наберем (мысленно) код ПЛ 317. Толкнем тяжелую дверь. Пройдем через двор, проникнем в сад. Остановимся на минуту и посмотрим на маленький трехэтажный домик, стоящий в глубине сада. Здесь проживает с семьей отец Синуль, органист в церкви Святой Гудулы. Но в данный момент семья отсутствует. С началом весенних каникул мадам Синуль уехала к родителям; Арманс и Жюли развлекаются, каждая в своей цветовой гамме. Сын Синуля, Марк, играет на виоле да гамба в Японии. Дома только отец Синуль. Он храпит.

_________

В глубокой ночной тиши в доме Синулей кто-то пошевелился. (Внимание: речь идет не об отце Синуле. Отец Синуль спит и храпит — в отличие от экс- президента Соединенных Штатов Джералда Форда, он может делать эти два дела одновременно.) Тем не менее некто в доме Синулей все же проснулся, потянулся, встряхнулся, поднялся, открыл дверь и вышел в сад. Прогуливаясь по залитому лунным светом саду, некто обнюхал розовые кусты, прошелся взад-вперед,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату