Но зачем? А затем, что она так и не доела тартинку с маслом, которое из несоленого стало соленым от пролитых ею слез. И ей хотелось есть. Мадам Груашан, величественная и пышная, восседала за кассой. Она цвела красотой, напоминая одновременно эклер и ватрушку, и ожидала появления на свет очередного маленького Груашана (кажется, одиннадцатого). Она взглянула на Гортензию ласково и с беспокойством: молодая женщина показалась ей какой-то бледной и вялой. Гортензия, прежде работавшая в булочной, находилась под кулинарным покровительством мадам Груашан, которая регулярно вручала ей пакетик пирожных для улучшения аппетита. В магазине почти никого не было; один лишь продавец, новый помощник мадам Груашан, выкладывал на поднос трубочки с кремом и напевал модную песенку:
Целуя мадам Груашан, Гортензия искоса взглянула на него. Это был Красивый Молодой Человек, даже очень Красивый Молодой Человек. Она подумала, что в квартале сразу появилось много Красивых Молодых Людей (не считая просто привлекательных). С тех пор как она вышла замуж, ей казалось, что Красивые Молодые Люди все куда-то исчезли, и вот они обнаружились опять. Их даже можно было увидеть по телевизору. Когда она последний раз была у Лори, Карлотта показала ей кусочек рекламного ролика, который записался перед концертом «Дью-Поун Дью-Вэл». Она снова увидела (а мы видим в ее глазах — обратите на это внимание, пожалуйста) берег моря, пляж и Красивого Молодого Человека. Собираясь войти в воду, он медленно снял джинсы и остался в узеньких плавках и во всем своем великолепии. Девушки, загоравшие на желтом рекламном песке у синего рекламного моря, приподнялись на локте, чтобы рассмотреть его, как сделала бы на их месте и сама Гортензия. Он медленно обернулся, но конец рекламы с маркой джинсов был вырезан: очевидно, Карлотта боялась упустить секунду из выступления обожаемых «Дью-Поун Дью-Вэл». Гортензия вспомнила эту рекламу, и ее охватило смятение. Ей стало холодно, ей стало жарко, она ощутила трепет в сокровенной глубине своего существа, чего не бывало уже очень давно. И снова она подумала: о Морган о Морган зачем ты оставил меня?
Отец Синуль сидел в саду у столика, заваленного телеграммами соболезнования. Он вопросительно взглянул на Гортензию.
— Я пришла на сеанс, — сказала она.
Часть третья
Глава 13
Когда я печатал этот заголовок, «глава 13», я чувствовал, что от моей машинки исходит некое недовольство. Тринадцатая глава — это проблема. После того как в американских отелях исчезли тринадцатые этажи, было решено убрать страницы с этим номером из газет, а позднее — из романов (не исключая и тех, что были написаны до начала борьбы с числом тринадцать). Если в современном романе появляется тринадцатая глава, это выглядит как старомодная и пассеистская причуда романиста из старой Европы. И все же я решил оставить тринадцатую главу по следующим соображениям: в моей книге важную роль играют числа, и в особенности — разница между четными числами и нечетными. Для характера персонажа, для его поступков вовсе не безразлично, в четной главе он действует или в нечетной. Убери я тринадцатую главу — и за двенадцатой сразу последует четырнадцатая. Таким образом, глава 14 по сути превратится в
Ну хорошо, скажете вы, а что если роман переведут в Америке? Вопрос, конечно, непростой: на случай, если в Америке кто-нибудь решит перевести мою книгу (в Англии проблема пока не достигла такой остроты), и глава 13 так или иначе будет выброшена, мне, возможно, следовало бы сделать эту главу максимально облегченной, переходной, чтобы вместе с ней не выбросили какой-нибудь важный поворот сюжета. Но я не могу это сделать. Не могу убрать из этой главы то, в чем заключается ее особая притягательность: рассказ о биэранализе, изобретении отца Синуля, с которым я не успел вас ознакомить в главе 12, потому что Гортензия завернула в булочную.
Итак, пришлось оставить в неприкосновенности главу 13. Вот эта глава.
Что такое «биэранализ?» Рассмотрим этимологию этого слова. Оно состоит из двух частей. «Биэр» — английское слово, означающее пиво. Анализ — это анализ.
Биэранализ — новейший и самый совершенный тип анализа. Вначале был патанализ Альфреда Жарри; затем появился психоанализ в его мночисленных старых и современных разновидностях, как, например, эгоанализ Хулио Харерама. И наконец, Синуль изобрел биэранализ.
Это происходит следующим образом: пациент или пациентка входит в кабинет отца Синуля. В кабинете стоит письменный стол, перед столом — кресло, на столе — лампа и какие-то бумаги. А еще в кабинете стоит кушетка. Пока все вполне традиционно. Но заметьте: во всех классических разновидностях анализа пациент ложится на кушетку и начинает говорить. В то время как аналитик сидит за столом и просматривает почту. А отец Синуль внес в этот процесс кардинальные изменения, с которыми отныне нельзя будет не считаться.
Для чего было нужно пиво? Для того чтобы воссоздать атмосферу английского паба, располагающую к откровенности. Представим себе типичную английскую семью за обедом. Папа читает «Таймс», за которой его не видно. Мама нервно ходит из столовой на кухню и обратно, проверяя готовность «кастрюльки» (французский рецепт). Дети сидят не шелохнувшись. Мертвая тишина. Хочешь поговорить — иди в паб. Это и навело отца Синуля на мысль о пиве.
Почти сразу же он засыпал и начинал храпеть. В этом была вся суть его метода: если пациент замолкал, отец Синуль просыпался от внезапно наступившей тишины, и сеанс заканчивался неудачей. Поэтому пациент должен был, вынужден был говорить, говорить, под ежеминутной угрозой возможного, затем вероятного, затем неизбежного пробуждения отца Синуля. И снова возникает сравнение с пабом:
