При всех существенных моментах своих признаний он старается предвосхитить возможное определение и оценку его другим, угадать смысл и тон этой оценки и старается тщательно сформулировать эти возможные чужие слова о нем, перебивая свою речь воображаемыми чужими репликами'.
Вот пример полифонического проведения идеи в романе 'Преступление и наказание': Раскольников еще до начала действия романа опубликовал в газете статью с изложением теоретических основ своей идеи. Достоевский нигде не излагает этой статьи в монологической форме. Мы впервые знакомимся с ее содержанием [...] в напряженном и страшном для Раскольникова диалоге с Порфирием [...). Сначала статью излагает Порфирий, и притом излагает в нарочито утрированной и провоцирующей форме. Это внутреннее диалогизированное изложение все время перебивается вопросами, обращенными к Раскольникову, и репликами этого последнего. Затем свою статью излагает сам Раскольников, все время перебиваемый провоцирующими вопросами и замечаниями [...]. В результате идея Раскольникова появляется перед нами в интериндивидуальной зоне напряженной борьбы нескольких индивидуальных сознаний, причем теоретический статус идеи неразрывно сочетается с последними жизненными позициями участников диалога'.
При этом неотъемлемой чертой П. р. Бахтин считает то, что голос автора романа не имеет никаких преимуществ перед голосами персонажей. Особенно это заметно, когда Достоевский вводит рассказчика, принимающего участие в действии на правах второстепенного персонажа ('хроникер' в 'Бесах').
Другая особенность поэтики П. р. - герои, обрастая чужими голосами, приобретают идеологических двойников. Так, двойниками Раскольникова являются Свидригайлов и Лужин, двойниками Ставрогина - Кириллов и Шатов.
Наконец, Бахтин противопоставляет П. р. Достоевского монологическому роману Л. Н. Толстого, где автор является полновластным хозяином своих персонажей, а они - его марионетками.
Не боясь преувеличения, можно сказать, что вся модернистская проза ХХ в. выросла из Толстого и Достоевского, либо беря линию одного из них (так, Джеймс полифоничен, а Пруст монологичен), либо парадоксальным образом их сочетая, как это имеет место в творчестве Томаса Манна и Фолкнера.
В 'Волшебной горе' Т. Манна Ганс Касторп постоянно пребывает в 'интеривдивидуальной зоне' своих 'герметических педагогов' - Сеттембрини и Нафты, Клавдии и Перекорна, Беренса и Кроковского. Но при этом авторитарность чисто толстовского авторского голоса здесь тоже очевидным образом присутствует.
В 'Докторе Фаустусе' полифонический тон задает фигура рассказчика Серенуса Цейтблома, который в процессе написания биографии своего друга, гениального композитора Леверкюна, находится с ним в отношениях напряженной полемики. Прямой отсылкой к П. р. Достоевского ('Братьям Карамазовым') является диалог Леверкюна с чертом, где герой хочет убедить себя в нереальности собеседника, 'интериоризировать' диалог, превратить его во внутреннюю речь и тем самым лишить истинности.
Особая 'редуцированная полифония' присутствует в прозе Фолкнера, особенно в романе 'Шум и ярость' и трилогии о Сноупсах ('Деревушка', 'Город', 'Особняк'). 'Шум и ярость' представляет собой композицию из четырех частей, каждую из которых ведет свой голос - трое братьев Компсонов и (последнюю часть) автор. В трилогии о Сноупсах голоса получают попеременно 'простаки' Чик Малиссон и В. К. Рэтлиф и утонченный Гэвин Стивенс. При этом в обоих романах одно и то же содержание передается разными лицами по-разному (ср. также событие).
Концепция П. р. Бахтина (см. также карнавализации) философски чрезвычайно обогатила отечественное и западное литературоведение, превратила его из скучной описательной фактографии в увлекательную интеллектуальную языковую игру (см.).
Лит.:
Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1963.
Бахтии М.М. Вопросы литературы и эстетики. - М., 1976.
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979.
'ПОРТРЕТ ДОРИАНА ГРЕЯ'
- роман Оскара Уайльда (1891). Несмотря на то что этот роман написан в конце ХIХ в., он по своей проблематике и идеологии целиком принадлежит ХХ в., а по художественному языку - европейскому символизму, а тем самым модернизму и неомифологизму. Кроме того, в этом произведении впервые поставлена проблема соотношения текста и реальности как проблема энтропийного времени (см.). В концепции культуры ХХ в., развиваемой на страницах этого словаря, 'П. Д. Г.' играет в культуре ХХ в. едва ли не меньшую роль, чем, например, 'Доктор Фаустус' Томаса Манна.
Напомним вкратце сюжет романа. Художник Бэзил Холлуорд написал замечательный портрет молодого и знатного красавца Дориана Грея. Художник столько души вложил в этот портрет, что не хочет его нигде выставлять и дарит Дориану. В этот момент появляется университетский друг художника лорд Генри, циник и имморалист, воспевающий 'новый гедонизм', человек, который 'всегда говорит безнравственные вещи, но никогда их не делает'. Он сетует на то, что красота Дориана Грея скоро потускнеет, а портрет всегда будет напоминать ему о его молодости. Риторика лорда Генри так заразительна, что Грей в отчаянии: пусть лучше старится портрет, а он остается вечно молодым.
Лорд Генри начинает играть огромную роль в антивоспитании Грея, ориентируя его на эстетизм, гедонизм и легкое отношение к нравственности.
Грей влюбляется в красивую, но бедную девушку, актрису маленького театрика Сибилу Вэйн. Однако когда она, охваченная любовью к Дориану, не хочет и не может изображать несуществующие чувства на сцене - начинает плохо играть, он без сожаления расстается с нею, наговорив ей жестоких слов. Сибила кончает жизнь самоубийством, а Грей, случайно взглянув на портрет, замечает, что портрет изменился - на губах появилась жесткая складка. Итак, его желание сбылось - отныне портрет станет его совестью, он будет стареть, а Дориан останется вечно молодым.
Вдохновленный лордом Генри и прочитанным по его совету Романом Гюисманса 'Наоборот', Дориан Грей пускается во все тяжкие. Он ведет самый беспутный и безнравственный образ жизни, какой только можно себе представить, и лишь его обаяние и странно не меркнущая с годами красота заставляют общество не отвернуться от него, хотя о нем идет много пересудов. Проходят десятилетия, но он остается молодым и прекрасным, меняется лишь его портрет, становясь все безобразнее, но об этом никто не знает, кроме самого Грея; он тщательно спрятал портрет в укромной комнате своего дома.
Художник Бэзил приходит увещевать Дориана. Тот показывает ему портрет, а затем в приступе гнева убивает художника. Портрет становится еще ужаснее. Погружаясь все больше в бездну порока, Грей не может остановиться. На портрете он выглядит уже отвратительным стариком. В припадке ярости Грей бросается на портрет с ножом, но убивает тем самым себя, превращаясь в труп омерзительного старика, тогда как на портрете восстанавливается облик прекрасного юноши.
Обратимся теперь к мифологическим реминисценциям романа. Прежде всего, Дориан Грей наделяется целым рядом прозвищ, именами мифологических красюцев - Адонис, Парис, Антиной, Нарцисс. Последнее имя подходит к нему, конечно, более всего.
В мифе о Нарциссе говорится, что прорицатель Тиресий предсказал родителям прекрасного юноши, что тот доживет до старости, если никогда не увидит своего лица. Нарцисс случайно смотрит в воду, видит в ней свое отражение и умирает от любви к себе.
Дориан Грей влюблен в свое 'второе я' портрет, подолгу смотрит на него и даже целует его. В конце романа, когда портрет заменяет его, Грей все больше и больше влюбляется в свою красоту и, не выдержав красоты своего тела и, по контрасту, омерзительности своей души, которую ему показывает портрет, по сути кончает собой, умирает, как Нарцисс, от любви к себе.
Другой не менее важный миф, который используется в сюжетном построении романа, это легенда о том, как Фауст продал душу дьяволу за вечную молодость. В роли искусителя выступает лорд Генри. Он стращает Дориана картинами безобразия его тела, когда оно постареет. Тогда-то Дориан и говорит сакраментальную фразу:
'- Как это печально! - пробормотал вдруг Дориан Грей, все еще не отводя глаз от своего портрета. - Как печально! Я состарюсь, стану противным уродом, а мой портрет будет вечно молод. Он никогда не станет старше, чем в этот июньский день... Ах, если бы могло быть наоборот! Если бы старел этот портрет, а я навсегда остался молодым! За это... за это я отдал бы все на свете. Да, ничего не пожалел бы! Душу бы отдал за это! (подчеркнуто мной. - В.Р.)'.
