комнату широко улыбаясь и оглядывая танцующих. На глаза ему попалась стоявшая у окна Вера Сергеевна. Иргизов подошел к ней:
— Разрешите? Правда, я танцор не особенно искусный.
— Я — тоже, — улыбнулась старшая хозяйка. — Но я с удовольствием принимаю ваше предложение.
Они вошли в круг и закружились, тесня остальных.
— Ох, господи, не столкнуть бы трильяж! — громко заговорила Вера Сергеевна. — Вы такой проворный, товарищ Иргизов — я не успеваю за вами!
Он перестал кружить ее, повел плавно. Заговорил, чтобы не молчать. Ему показалось, что молчать с ней ни в коем случае нельзя.
— А муж ваш, говорите, на Челекене?
— Аркаша-то? Ну, конечно — он со своими вышками там возится.
— Что же вы его не пригласили на день рождения дочери?
— Ну как же, как же! — возразила Вера Сергеевна. — Посылала я и письмо, и телеграмму.
В это время пластинка откружилась, наступила тишина. Иргизов, усадив хозяйку в кресло, подошел к столу.
— Друзья! — предложил он громко. — Давайте выпьем за Веру Сергеевну!
Лилия Аркадьевна одарила его улыбкой:
— Ты умница. Я сегодня влюблена в тебя.
— Спасибо, — сухо ответил он.
Лилия Аркадьевна насторожилась. Она вдруг почувствовала, что в Иргизове есть что-то такое сильное и своевольное, с чем никогда ей не справиться. Тихонько сказала ему:
— Я же по-дружески, Иргизов, — не надо обижаться.
— Ну, что вы, Лилия Аркадьевна, какая может быть обида?
Веселье тотчас продолжилось — опять играл граммофон и кружились пары. Но Лилия Аркадьевна уже не могла простить маленькую обиду Иргизову. Танцуя то с Чепурным, то с Ратхом, она упорно старалась не замечать его. Она хотела наказать его за беспардонность — у нее это получалось с блеском. Иргизов шутил, смеялся, но уже деланно, словно вымучивал свое веселье. Лилия Аркадьевна, косясь на него, решила, что достаточно — он наказан, и опять заговорила с ним. Он сделал вид, что не слышит ее.
Тогда она вышла на балкон и поманила его к себе пальцем:
— Иргизов, что все это значит? Ты почему хамишь?
— Простите, больше не буду, — скучно выговорил он и посмотрел на часы… — Двенадцатый час… Не пора ли домой? Сестричка моя уже заждалась.
Это был вызов, и Лилия Аркадьевна снесла его стойко.
— Ну что ж, раз ждет… А мы еще потанцуем…
Ему ничего не оставалось, как отправиться в прихожую и надеть кожанку.
X
На огромном дворе кавалерийского полка звонко запела труба, возвещая утреннюю побудку. Иргизов услышал ее на пустыре между городом и аулом. Тотчас он пришпорил скакуна и перевел его с шага в рысь.
Подъехав к ипподрому, Иргизов отворил ворота, направился к конюшне, где его поджидал Аман.
— Хай, Иван-джан, я думал ты совсем не приедешь. Сколько можно ждать?!
— Куда спешить-то? Полк твой только еще встает, а мы уже, считай, в пути, — Иргизов с седла подал Аману руку.
— Вах, Ваня, мне же надо к обеду вернуться. Сам знаешь, в четыре часа начнутся конные соревнования, — недовольно проговорил тот.
— Успеем, — Иргизов благодушно улыбнулся, подумав: «Быстро, однако, Аман усвоил военный порядок!» Вспомнил, как прошлым летом ходил в Совнарком к Атабаеву, просил, чтобы конюха Амана Каюмова и его сына приняли на службу в кавалерийский полк. Без особого труда убедил Иргизов председателя Совнаркома в том, что Аман мог бы стать незаменимым наставником молодых бойцов по части джигитовки, а сын его — хорошим командиром. Атабаев, выслушав Иргизова, подумал и позвонил в полк. Командир полка согласился не сразу, высказал по телефону какие-то свои сомнения, но все же согласился. И вот уже год, как Аман ходил в должности командира взвода — занимался с конниками на ипподроме, а сын его, Акмурад, учился в полковой школе.
Аман вывел из конюшни уже оседланного серого коня и вскочил в седло.
Выехав на проселок, а затем на Фирюзиискую дорогу, они пустили коней вскачь и вскоре были в Багире — небольшом селении, прилепившемся к предгорьям Копетдага. Утро только начиналось. Природа, смахивая с себя сонную одурь, будила все живое упоительным пением жаворонков, взлетающих в небо и вновь падающих наземь. В селении перекликались петухи. И белые струйки дыма от тамдыров поднимались в синеющую высь. На фоне пока еще мрачных горных хребтов черными купами выделялись карагачи. Но вот на востоке, за Полторацком, зарозовел горизонт. И оттого, как он быстро и жарко разгорался, Иргизову показалось, что там за горизонтом стоит неведомое существо и раздувает горячие угли зарева. Первые лучи солнца скользнули по вершинам гор, высветив клочья еще недотаявшего снега. Глазам стало больно от белизны: Иргизов зажмурился. И вот уже солнце сняло ночную тень с копетдатских склонов, и они стали темно-зелеными. У подножия гор четко высветились два огромных холма. К ним-то и устремили своих коней всадники.
Давно намеревался побывать на этих развалинах Иргизов, да все недосуг. Несколько раз проезжал мимо по дороге в Фирюзу, но так и не заехал.
Сейчас он оглядывал оба городища издали и думал: «Конечно же, они строились черт знает когда. Говорят, сам Македонский бывал здесь. И если верить запискам асхабадских любителей археологии, то тут была временная столица великого полководца. Непонятно только, почему на восточном городище не сохранилось стен, на западном есть. И даже дорога видна: она поднимается желтой полоской вверх к проему крепостных ворот».
— Ваня, давай в чайхану заедем, чайку попьем, — предложил Аман и показал рукой на небольшую мазанку. Около нее протекал широкий арык. Над арыком стояла огромная тахта, рядом куб и возле него возился туркмен, вероятно, чайханщик.
— На обратном пути, Аман, — не согласился Иргизов. — Я знаю, как ты пьешь. Пока три чайника не опорожнишь — не встанешь. Да и рановато еще. Смотри, чайханщик только разжигает огонь в титане.
Проехав мимо чайханы, всадники свернули на узкую разбитую колесами арб колею, которая вела к городищам. Возле восточного холма стояло несколько войлочных кибиток. Паслись верблюды.
— Чал попьем, Ваня?
— Потом, потом… Сначала посмотрим что там вверху! — заспешил Иргизов, пришпоривая скакуна.
— Ваня, ты поезжай, а я побуду здесь. Я никуда не уеду. — Аман соскочил с лошади и повел ее к кибиткам. Навстречу ему вышел белобородый старик.
Чтобы не показаться невежливым, Иргизов приостановил коня, крикнул старику: «Салам, яшули!», снял фуражку, помахал и направил скакуна к вершине холма.
Холм оказался не слишком высоким, причем вершины, как таковой, у него не было. Холм словно срезан, и огромное глиняное плато провисло вниз, придавая всему городищу вогнутый вид. Иргизов проехал метров пятьдесят и почувствовал, что земля под копытами скакуна не такая, как там, на равнине. Приглядевшись, он вдруг увидел очертания крепостных стен: они бурились над плато, оттого оно и выглядело вогнутым. По углам городища возвышались небольшие земляные наросты. «Может, сторожевые башни?» — подумал он. Оставив коня, боясь как бы не провалиться на этом зыбком городище, направился вглубь, осматривая древнюю, разрушенную временем и многочисленными воинами, крепость.
Он поднял с земли несколько черепков, осмотрел их, но не обнаружил в них ничего примечательного.
