железный плуг, присланный из России. Как привезли его, бросили у стены, так он и лежит. Пробовали в него запрячь верблюда, но бедный инер не смог потянуть такую тяжесть. Махнули рукой: ай, пусть лежит, будем омачами пахать.
Председатель коммуны — Артык, молодой, высокий, жилистый парень лёт двадцати восьми. Хмурый на вид. Есть отчего хмуриться. Отца и мать в восемнадцатом убили. Артык до двадцать четвертого ездил в добротряде по Каракумам, мстил басмачам за отца и мать. Многие бандиты заплатили ему кровью, но и сейчас Артык не мог спокойно смотреть на богачей. А они — вот: тоже явились на сход. Старый арчин Каюм-сердар с ними, ишан тоже тут. Артык хмурится: «Ратх Каюмов хоть бы отца спровадил отсюда!» Знает Артык младшего Каюмова, верит ему во всем, но отец у него, все-таки, богач: не место ему здесь.
Артык, пожимая руку Ратху, сказал недовольно:
— Товарищ Каюмов, эти старики-отщепенцы тоже, что ли, записались в коммуну?
— Не сердись, Артык, пусть присутствуют. Они никак не хотят расстаться со своими мелеками, вот инервничают. Все еще надеются на что-то.
— Ратх, если б Каюм-сердар не был твоим отцом, я припомнил бы ему!
— Не горячись, Артык, когда дело касается бедняков, для меня все богачи становятся врагами: отец тоже, — резко ответил Ратх.
— Ладно, товарищ Каюмов, в вас-то я никогда не сомневался. Вы — человек Ленина.
— Шефы-железнодорожники придут? Напомнили им о сходе? — спросил Ратх.
— А как же! Утром сам к ним ездил. В депо был, в кондукторской, в управлении дороги. Будут обязательно.
— Комсомольцев всех оповестил?
— Все здесь. Вон они рассаживаются. Непес поехал за шефами.
— Ладно, Артык, давай показывай гостям свое хозяйство, а я с комсомолом поставлю стол для собрания.
Артык повел «кошчинцев» по крепостному двору, по мелекам, рассказывая — с чего начинали, что сеяли, какой урожай сняли.
Вскоре за крепостной стеной, со стороны железной дороги донеслась музыка духового оркестра. Это шли на сход шефы-железнодорожники. Ребятишки с криком бросились к воротам, и вот целая процессия поднялась на крепостной двор. Музыканты впереди, следом телега с сельскохозяйственным инвентарем. Комсомольцы, в основном русские парни и девчата, с транспарантами над головой: «Да здравствует мировая коммуна!». На какое-то время смешались в общую толпу свои — аульчане, приезжие «кошчинцы» и железнодорожники-шефы.
— Товарышы, прошу соблюдать порядки! — прокричал представитель управления Среднеазиатской железной дороги, лысый азербайджанец, в белом кителе: — Кто тут старший?
— Я старший, — сказал Ратх. — Сейчас начнем. Пусть ваши люди рассаживаются.
— Если не ошибаюсь, вы — инструктор ЦК? Хорошо бы, товарыш инструктор, начать собрание с «Интернационала».
— Так и начнем. Прошу вас тоже за стол президиума. Речь скажете?
— А как же, дорогой! Все-таки, мы шефы!
В президиум, к столу, накрытому красной сатиновой скатертью, подошли человек десять. Сесть не на что. Собрание начали стоя. Дехкане — напротив, в первых рядах, уселись прямо на земле. Представители рабочего класса — железнодорожники — тут же. Аульные богачи, баи, ишаны, муллы и прочие тунеядцы — в сторонке. Стоят, словно вызов сделали: кто — кого. В центре у нихКаюм-сердар.А у стола, в центре президиума, сын его младший — Ратх. Дехкане, да и богачи переговариваются: вот ведь как распорядилось время, — сын на одной стороне, отец на другой. Богачи шепчутся с насмешкой: «Постыдился бы идти против родного отца, болшабик!» Дехкане переговариваются, глядя с презрением на Каюм-сердара: «Хоть бы постыдился родного сына. Позорит его при всем народе!»
— Итак, дорогие земляки и представители рабочего класса, разрешите собрание считать открытым, — объявил Ратх.
Тотчас азербайджанец в белом махнул рукой, и оркестр заиграл «Интернационал». Комсомольцы, услышав гимн, встали и замерли. Дехкане тоже поднялись, не понимая, зачем слушать музыку стоя. Богачи в сторонке зашевелились, начали посмеиваться. Кто-то из них не очень уверенно прокричал:
— Эй, Артык-кошчи, зачем нам капырская музыка?! Никто на крикуна не обратил внимания, и он смущенно смолк и спрятался за плечами Каюм-сердара. Как только оркестранты опустили трубы, Артык сказал, бросив угрожающий взгляд на аульных богачей:
— Это вам — не прошлый раз. В тот раз мы не смогли вам скрутить руки, а теперь — большая земельно-водная реформа!
Дехкане, вновь усаживаясь на земле перед столом, одобрительно загудели. Каждый вспомнил недавнее. Три года назад впервые они избрали комитет бедноты, выбрали председателя и пошли делить воду арыка. Отвели ее от байских мелеков, пустили в сторону бедняцких кибиток, сказали: «Каждый может пользоваться водой пять часов». Дехкане обрадовались, почувствовали собственную силу, да беда в том, что поливать нечего — земли своей ни у кого нет. Позлорадствовали, посмеялись над богачами и вновь им отдали воду. Об этом случае и напомнил сейчас Артык. И едва он это сказал, как из толпы богачей вновь донесся голос:
— Артык-хозяин, раньше земли у дехкан не было. Теперь разве есть?
Тотчас крикуна узнали: сельский джарчи, верный слуга богачей. Когда-то он ходил по аулу, разносил вести — кто женится, кто сыну обрезание делает, у кого сын родился. За его ослиную глотку кормили его неплохо: с каждого дастархана кусок мяса и лепешку имел.
Артык засмеялся со злостью:
— Эй, джарчи, раньше ты перед каждым тоем кричал. А теперь, по подсказке баев, орешь перед каждым собранием! Тебе, джарчи, тоже полгектара земли на этот раз выделили: возьмешь у Топчи-бая!
Дехкане засмеялись, а богачи насторожились. Топчи-бай завертелся на месте, посмотрел на Каюм- сердара, на святого ишана, ища поддержки. Джарчи тоже не понял, почему он должен взять полгектара у Топчи-бая и, подумав, что Артык смеется, вновь прокричал:
— Артыж-болшабик, зачем смеешься надо мной?
— Не смеюсь, джарчи, — успокоил его Артык и посмотрел на сидящих дехкан: — Дорогие бедняки! Дорогие безземельные и безлошадные братья! Комиссия по реформе, вот землемер, вот наш кузнец, вот я тоже с ними, составили списки безземельных дехкан. С сегодняшнего дня они будут пользоваться байской землей.
Гул удовлетворения прокатился по рядам. А толпа богачей застыла в ожидании: что еще там придумала Советская власть?!
Артык подал лист бумаги одному из комсомольцев и велел читать. Парень, в городской европейской одежде — он учился три года у муллы, а затем в гимназии, за что был прозвав «гимназист», начал:
— Комиссия решила лишить земли следующих баев и отдать их земли беднякам. Майлы-бай — первый. Он отдает свою землю… — И «гимназист» зачитал десять бедняцких фамилий.
— Артык-джан! — взмолился один из дехкан, едва «гимназист» назвал его фамилию. — Не надо мне байской земли! Пусть Майлы-бай подавится своей землей. В прошлый раз я на пять часов воду взял — теперь не знаю, как с ним расплатиться. Все время напоминает: «Ты у меня в долгу».
— Ладно, Непес, — сказал Артык. — Все знают, как ты дрожишь перед баями. Страх тебе всегда мешал. Но теперь бояться тебе не надо. Давайте, дорогие земляки, послушаем весь список. Только будьте внимательны, и запомните — кто у какого бая землю возьмет. Давай, «гимназист», читай дальше.
«Гимназист» назвал еще несколько фамилий. Читая, все время косился на толпу богачей, а там уж суета началась. Заволновались сельские богатеи. Вот и выкрики послышались:
— Не дадим землю!
— Кровью окупится вам наша земля!
— Мы землю сто веков наживали! Она нам Чингизханом жалована, а вы кто такие?!
Ратх, как председатель собрания, принялся успокаивать богатеев:
— Жалобы выслушаем потом. Прекратите шуметь! Тут кто-то из дехкан выкрикнул:
