остановил этот союз. Две планеты, пришедшие к упадку за долгие годы вражды, были вынуждены зализывать свои раны. Перемирие длилось не долго. Брат Париса Полок, занял свое место на навернийском троне после смерти Императора и его жены. Как они погибли, точно не знал никто. По официальной версии, их корабль разбился, заходя на посадку. Другие считали, что их убили в резиденции. Тем не менее, Полак пришел к власти и своими действиями спровоцировал начало новой войны. Что заставило его изменить свою позицию и подписать мирный договор с Олманией, Аликен не знал. Ходили слухи, что олманцам удалось уничтожить все стратегические объекты навернийцев, подорвав тем самым их оборону, что и вынудило Полака принять срочные меры и подписать мирное соглашение.
Почему его удивил вопрос Назефри? Потому что спрашивать об очевидном, том, что является догмой для всех — глупо, а Назефри никогда не была глупой девочкой.
— Если честно, Назефри, то навернийцы ненавидят все олманское потому, что оно олманское.
— Блестящий ответ, Аликен, — рассмеялась она, и, бросив через плечо что-то вроде 'счастливого пути', покинула корабль.
— Кто испортил ей настроение? — улыбнулся Аликен.
— Таини, метритский посол, прилетает на следующей неделе, — ответила Эста.
— Даже не знаю, кого пожалеть: Таини или Назефри? — расхохотался Аликен.
— Пожалей меня, — устало бросила Эста и глубоко вздохнула.
Через час практически все покинули корабль. Осталась только Эста, которая собиралась передать Аликену новые позывные для связи с ней.
— Что ты думаешь об этих повстанцах? Почему Эста так с ними возится? — рассуждал Камилли, пока они с Урджином возвращались в столовую.
— Помнишь, я рассказывал тебе, какой номер устроил Зафир во время приема на Доннаре, когда стал показывать Эсте и мне свои дурные воспоминания?
— Помню.
— Так вот, те изуродованные тела, которые валялись в грязи вокруг того побоища, на которое он прилетел, были, очевидно, повстанцами.
— С чего ты взял?
— Я только сейчас об этом подумал. Помнишь тех людей в горах? На них были лохмотья. Одежду они изнашивали до дыр. Кто из нормальных людей станет напяливать на себя такое безобразие, если только у него нет возможности одеть что-нибудь другое? На тех людях в деревне были такие же лохмотья.
— Выходит, это была повстанческая деревня? Но что она там делала?
— Не знаю, но предполагаю, что в этот период времени она познакомилась с Викешей и Аликеном. Помнишь, что говорил Стефан?
— Что эти загадочные друзья спасли в свое время ей жизнь?
— Именно.
— Логично, но окончательно развеять все сомнения может лишь Эста.
— Или Назефри, — задумчиво произнес Урджин.
— Неужели ты думаешь, что я смогу справиться с этой бестией и разузнать все у нее?
— Справишься ли ты, я не знаю, однако то, что попытаться захочешь — это точно.
— С чего это вдруг?
— С того, что ты ее хочешь.
— Это простая мужская похоть, — рассмеялся Камилли.
— Помни, что цена за победу твоей похоти над разумом — холостятская свобода. У олманцев такие традиции.
— Ты хочешь сказать, что Эста, как и Назефри, была девственницей?
— А откуда тебе известно, что Назефри — девственница?
Камилли тут же прикусил язык.
— Значит, я все правильно понял. Жаль только, что такой умник, как ты, уже успел что-то натворить. Займись делом, Камилли. Разузнай у Назефри все, что только сможешь.
— Я попробую, но гарантий не даю.
— Достаточно того, что ты попытаешься.
Когда Урджин и Камилли вошли в столовую, первый, кого они увидели, был Стефан, замерший в неестественной позе с тарелкой в руках. Возле него стояла Назефри и пыталась говорить с ним.
— Где я, Стефан?
— В яме с грязной водой. У тебя больше нет сил, поэтому ты даже не пытаешься подняться.
— Там кто-нибудь еще есть?
— Идет сильный дождь, и вода в яме все время поднимается.
— Кто-нибудь есть рядом, Стефан?
— Ты не боишься больше, только ждешь, когда же наступит конец.
— Что еще?
— И ты ни о чем не жалеешь, потому что знаешь наверняка, что все они выживут. Если бы ты не помогла, осталась бы вместе с ними. Но разве можно жить, зная, что не помогла сестре? Ты пытаешься выплевывать воду, которая набегает тебе в рот, но ее так много, слишком много. Поднимись, Назефри, пожалуйста. Поднимись, черт тебя возьми! Назефри! — Стефан только и успел, что прокричать ее имя, когда видение закончилось, и он пришел в себя.
— Что здесь происходит? — не без эмоций спросил Камилли.
— У Стефана было видение, — промямлила Назефри и присела на стул за своей спиной. — Его предсказание, как всегда, отличается оптимизмом. Только на этот раз в центре внимания оказалась я.
— Но ведь будущее — понятие относительное. Его всегда можно изменить, — возразила Сафелия. — Стефан не видел, как утонула Назефри.
— Не видел, но беды все равно не избежать, — ответил Стефан. — Я уже ощущаю волнение энергии вокруг, значит, в ближайшее время что-то произойдет.
И тут Урджин со всей ясностью ощутил, как на него накатила волна пронзительного холода. Тело дрогнуло и стало так неприятно, что он невольно скорчил гримасу на лице.
— Если никто не хочет навлечь на себя мой гнев, не вздумайте рассказать об этом Эсте, — отрезала Назефри.
— И что же ты творишь в гневе? — спросил Камилли.
— Заставляю людей страдать.
— То есть как? — не поняла Сафелия.
— А вот так, — отрезала Назефри и покинула помещение.
— Она очень талантлива, однако ее дара я не пожелал бы никому, — подытожил Стефан.
— О чем ты говоришь? — удивилась Сафелия.
— Вы ведь знаете, что у каждого из нас есть своя собственная жизненная энергия. Среди олманцев встречаются обладатели очень редкого дара — лицезрения. Эти люди способны видеть энергетическую оболочку окружающих. Дар Назефри похож на лицезрение, однако вместо того, чтобы видеть, она ощущает. Такое восприятие открыло другую способность: Назефри может испытывать физические и эмоциональные проявления чужой энергетики. Она словно ставит себя на место другого человека, позволяя его энергии воздействовать на себя. По собственному желанию Назефри может забрать 'жизнь', как ее иногда называют, из тела человека.
— Но это ведь замечательный дар, — удивилась Сафелия.
— Да, за исключением одного 'но', — перебила их Эста, которая только сейчас вошла в столовую и стала невольной свидетельницей их разговора. — Если Стефан, также как и Назефри, способен забирать энергию, то взамен он наполняет тело другой 'жизнью' из космоса или окружающего мира, а от того, что изъял, может без труда избавиться. Назефри же способна только обмениваться энергией: забрав чужое, она должна взамен отдать свое.
— И это опасно для нее? — предположил Камилли.
— Совершенно верно, — подтвердила Эста. — Представь, что тебе перелили зараженную кровь. Так же и здесь, вместе с эмоциями переходят физические страдания.
— Но ведь никто не захочет мучиться по собственному желанию, — возразила Сафелия.
