кого-то из наших застрелит. У него в голове весь «Трест» содержится, одним арестом всю банду закроем.
- Если заговорит, - с видом умудренного опытом сыщика усмехнулся подпоручик.
- Заговорит.
В квартиру первым ворвался ротмистр. Лаврентий влетел следом, запнулся о сбитый старшим коврик и, выпрямляясь, услышал: «Окно держи, м-мать!» и звон разбитого стекла. В разбитое окно выпрыгивал здоровый мужик в одежде мастерового, Берия успел разглядеть только шрам на его правой щеке, от виска до подбородка.
Он прыгнул к окну, туда уже летел второй, здоровущий чернявый тип с револьвером в руке. Увидев загородившего ему дорогу подпоручика, бугай почему-то стрелять в него не стал, вместо того повернулся к питерцу, в развороте ловя его стволом.
«Не Уралец… - с облегчением подумал подпоручик, спуская курок «нагана». - Можно! А за столичный труп бы голову сняли».
Убитого опознал питерский гость:
- Голощекин. Телохранитель этого вот, - он кивнул на сидящего в наручниках невысокого человечка в пенсне. - Спасибо, Лаврентий Павлович.
У Уральца при досмотре не нашли ничего. Ни оружия, ни листовок, ни документов. Говорить он, правда, согласился:
- Уринсон, Михаил Семенович, - назвался спокойным голосом. - Коммерсант.
- Да ладно, Яша, - ласково пропел улыбающийся ротмистр. - Ну какой из тебя, сам посуди, Уринсон? Ты ж сколько сроков отмотал до Указа о бомбистах-то?
- Мне положен адвокат, - задержанный отвечал хладнокровно, да и вел себя уверенно, считая, что у жандармов на него ничего нет. Показания Енукидзе разве, а это все равно, что ничего. Очевидцем убийств Авель не был, да и не убивал сам Уралец уже лет десять. Ну, проживание под чужим именем, так это мелочи, даже задумываться не стоит.
- Будет тебе адвокат, - тем же ласковым тоном протянул Николай Степанович, закуривая. И тут же передумал: - Вернее, не будет. По Указу пойдешь, от шестнадцатого года.
- Вы меня с кем-то путаете. - Главарь «Треста» тона тоже не менял.
«Хорошо держится, - мелькнуло в голове у подпоручика. - И не предъявишь ему ничего - убийства чисто уголовные, без политики. А на старое Указ не распространяется. Что столичный придумал?»
- У меня два человека, которые дадут показания, что ты покушение на наместника по заданию партии РКП(б) готовил. - продолжил ротмистр. - Твой дружок Енукидзе и… - он снова улыбнулся, затянулся папиросой и продолжил: - И сюрприз. Тебе ведь англичане деньги за наместника через Торгово- промышленный банк сбросили? А отмыл их для тебя наш общий знакомый, Ярославский, припоминаешь? Он у тебя кассиром был, верно? Ну, так я ему деньги и оставлю. Все, что за этот заказ получены. И жизнь сохраню. А он в военном суде выступит. Твои кассира не достанут, он под охраной. Как и Енукидзе…
Гумилев замолчал, выпустил в потолок струйку дыма и, полюбовавшись созданным облачком, предложил:
- Поговорим, Яшенька?
27.02.1923 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Генерал дочитал заметку, отложил газету и усмехнулся. Имен жандармов, ликвидировавших «Трест», в газетах, разумеется, не печатали. Но Коттен помнил, как взявший Свердлова ротмистр четыре года назад сидел в этом же кабинете, тогда еще восторженным штабс-капитаном победного девятнадцатого. Удивляясь совсем неожиданному предложению шефа Охранки.
Четыре года назад…
25.12.1919 г. Российская империя. Санкт-Петербург, ул. Фурштатская, д. 40. Штаб Отдельного корпуса жандармов
Гумилев выглядел настолько изумленным, что генерал чуть не рассмеялся. Впрочем, предсказуемо - офицеры, прошедшие окопы только что закончившейся мировой войны, на предложение новой службы вообще отзывались неохотно. Да и репутация ведомства привлекательностью не отличалась. Впрочем, на сидящего напротив кандидата недавно назначенный заведовать всеми Охранными отделениями Российской империи фон Коттен ставку делал особую и угаданный ответ его ничуть не смутил.
- Михаил Фридрихович, я вас правильно понял? - чуть подняв бровь, но, в общем, без особой ажитации, скорее с некоторым недоумением, переспросил собеседник. - Вы мне что же, голубой мундир надеть предлагаете?
- Именно.
- Но… - штабс-капитан запнулся и продолжил несколько растерянным тоном: - Я ведь даже не из кадровых. В армию во время войны вступил, нынче в отставку намереваюсь. Да и, простите великодушно, не ищейка я, ваше превосходительство, крамолу вынюхивать не приучен.
- Угу, - добродушно согласился располневший от кабинетной работы генерал. - В Париже в обязанности военного агента у вас, наверное, только дружественное общение с союзными mademoiselle входило? А сокрытые, но полезные отечеству сведения добывать, по ведомству господ Игнатьевых, так-таки и не пришлось?
- Пришлось, отчего же? Но это дело другое… - Офицер, прищурившись, взглянул на генерала большими, чуть косящими глазами и, немного подумав, закончил: - …в каком-то смысле. Да и ведь война.
- Так я вам, Николай Степанович, и не агитаторов с листовками ловить предлагаю. Война кончилась, ее мы, с божьей помощью, вытянули. А дальше-то? Вы не задумывались, что в тылу творится? Да, бомбистские партии мы прижали. Но сами бомбисты, они ведь не делись никуда. Тех заводчиков, которые их