последняя окаймляет и с востока и с запада южное продолжение Урала — Мутоджары). На рубеже Урала мы не наблюдаем существенного изменения географической обстановки. Гораздо существенней географический предел 'междуморий', т. е. пространств между Черным и Балтийским морями, с одной стороны, Балтийским морем и побережьем северной Норвегии — с другой.
Своеобразная, предельно четкая и в то же время простая географическая структура России-Евразии связывается с рядом важнейших геополитических обстоятельств.
Природа евразийского мира минимально благоприятна для разного рода 'сепаратизмов' — будь то политических, культурных или экономических. 'Мозаически-дробное' строение Европы и Азии содействует возникновению небольших замкнутых, обособленных мирков. Здесь есть материальные предпосылки для существования малых государств, особых для каждого города или провинции культурных укладов, экономических областей, обладающих большим хозяйственным разнообразием на узком пространстве. Совсем иное дело в Евразии. Широко выкроенная сфера 'флагоподобного' расположения зон не содействует ничему подобному. Бесконечные равнины приучают к широте горизонта, к размаху геополитических комбинаций. В пределах степей, передвигаясь по суше, в пределах лесов — по воде многочисленных здесь рек и озер, человек находился тут в постоянной миграции, непрерывно меняя свое место обитания. Этнические и культурные элементы пребывали в интенсивном взаимодействии, скрещивании и перемешивании. В Европе и Азии временами бывало возможно жить только интересами своей колокольни. В Евразии, если это и удастся, то в историческом смысле на чрезвычайно короткий срок. На севере Евразии имеются сотни тысяч кв. км лесов, среди которых нет ни одного гектара пашни. Как прожить обитателям этих пространств без соприкосновения с более южными областями? На юге на не меньших просторах расстилаются степи, пригодные для скотоводства, а отчасти и для земледелия, при том, однако, что на пространстве многих тысяч кв. км здесь нет ни одного дерева. Как прожить населению этих областей без хозяйственного взаимодействия с севером? Природа Евразии в гораздо большей степени подсказывает людям необходимость политического, культурного и экономического объединения, чем мы наблюдаем то в Европе и Азии. Недаром именно в рамках евразийских степей и пустынь существовал такой 'унифицированный' во многих отношениях уклад, как быт кочевников — на всем пространстве его бытования: от Венгрии до Маньчжурии и на всем протяжении истории — от скифов до современных монголов. Недаром в просторах Евразии рождались такие великие политические объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская (XIII–XIV вв.) и др. Эти попытки охватывали не только степь и пустыню, но и лежащую к северу от них лесную зону и более южную область 'горного окаймления' Евразии. Недаром над Евразией веет дух своеобразного 'братства народов', имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различнейших рас — от германской (крымские готы) и славянской до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских народов. Это 'братство народов' выражается в том, что здесь нет противоположения 'высших' и 'низших' рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается 'воля к общему делу'. История Евразии, от первых своих глав до последних, есть сплошное тому доказательство. Эти традиции и восприняла Россия в своем основном историческом деле. В XIX и начале XX в. они бывали по временам замутнены нарочитым 'западничеством', которое требовало от русских, чтобы они ощущали себя 'европейцами' (каковыми на самом деле они не были) и трактовали другие евразийские народы как 'азиатов' и 'низшую расу'. Такая трактовка не приводила Россию ни к чему, кроме бедствий (например, русская дальневосточная авантюра начала XX в.). Нужно надеяться, что к настоящему времени эта концепция преодолена до конца в русском сознании и что последыши русского 'европеизма', еще укрывающиеся в эмиграции, лишены всякого исторического значения. Только преодолением нарочитого 'западничества' открывается путь к настоящему братству евразийских народов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих.
Евразия и раньше играла объединительную роль в Старом Свете. Современная Россия, воспринимая эту традицию, должна решительно и бесповоротно отказаться от прежних методов объединения, принадлежащих изжитой и преодоленной эпохе, — методов насилия и войны. В современный период дело идет о путях культурного творчества, о вдохновении, озарении, сотрудничестве. Обо всем этом и говорят евразийцы. Несмотря на все современные средства связи, народы Европы и Азии все еще, в значительной мере, сидят каждый в своей клетушке, живут интересами колокольни. Евразийское 'месторазвитие', по основным свойствам своим, приучает к общему делу. Назначение евразийских народов — своим примером увлечь на эти пути также другие народы мира. И тогда могут оказаться полезными для вселенского дела и те связи этнографического родства, которыми ряд евразийских народов сопряжен с некоторыми внеевразийскими нациями: индоевропейские связи русских, переднеазиатские и иранские отношения евразийских турок, те точки соприкосновения, которые имеются между евразийскими монголами и народами Восточной Азии. Все они могут пойти на пользу в деле строения новой, органической культуры, хотя и Старого, но все еще (верим) молодого, но чреватого большим будущим Света.
ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ ПО РУССКОЙ ИСТОРИИ
В ряду политических образований, существовавших на пространстве Старого Света и — обнимавших ту или иную часть нынешней территории России (СССР), Российская империя XVIII–XX вв. занимает, в отношении территориального протяжения, промежуточное место между Монгольской державой в ее целом и той частью этой державы, которая называлась Джучиевым улусом (кипчакско-русский улус). Российская империя ни в один период своего существования не достигала размеров Великой Монгольской державы, охватывающей почти целиком ойкумену (монголосферу), включая Корею, Китай, нынешний Индокитай, часть передней Индии, весь Иран и значительную часть так называемой 'передней Азии'. Но Российская империя — больше Джучиева улуса. Правда, галицкие земли, находившиеся под властью Золотой Орды (Джучиева улуса), не входили в состав Российской империи, как не входят в пределы СССР. Нужно отметить и то обстоятельство, что золотоордынское политическое влияние на Балканах (Болгария, Сербия) и в Молдавии в течение некоторого времени имело белее оформленный вид, чем имело его когда бы то ни было в этих местах русское влияние (однако и русское влияние бывало здесь временами достаточно сильно). Зато на западных и северо-западных пределах нынешней доуральско-русской (западно- евразийской) равнины русская власть проникла так далеко на запад и северо-запад, как никогда не проникало золотоордынское влияние (Прибалтика, в частности Финляндия, Эстляндия и Лифляндия, затем — Литва и Польша). В этих местах русские войска исходили, и русская власть охватывала многие территории, где никогда не бывали монголы [215]. Это относится также ко всему крайнему северу Евразии (хотя, например, Якутия при Кубилае [Хубилае] не только принадлежала Монгольской державе, но была 'просвещаема' и хозяйственно организуема монгольской властью). Освоение севера осталось в силе и в нынешнем СССР. Что же касается упомянутых выше северо-западных и западных земель, не входивших в состав Монгольской державы, то они почти целиком отпали в течение 1915–1920 годов. Однако факт существования в устье Новы такого (созданного Империей) центра, как Петербург — Петроград — Ленинград, создает для СССР в Прибалтике существенно иную конъюнктуру, чем та, с которой должна была считаться в этих местах монгольская власть.
Если учесть место России в Прибалтике в XVII–XIX вв. и в начале XX в., то пред нами раскроется одна из немногих сторон геополитического положения Российской империи, которая не имеет прямых аналогов в истории монголов [216]. Русский Балтийский флот временами являлся существенным политическим фактором. Монголы на Балтийском море флота не имели вовсе [217].
Также на восток Российская империя проникла далее, чем распространялся Джучиев улус (еще в XVII в. Русское государство перешло через Енисей и распространилось до Тихого океана; Джучиев улус в этом направлении не шея дальше Алтая; Монгольская же держава, в ее целом, охватывала эти места). То
