которого стал трехбашенный средний танк Т-28. Двадцать девятого июня 1941 года немецкие войска уже заняли Минск и чувствовали полновластными хозяевами столицы Советской Белоруссии. Но совершенно неожиданно в город ворвался советский танк! Это был все тот же трехбашенный Т-28. Командовал им майор танковых войск Васечкин. Вместе с ним сражались механик-водитель старшина Дмитрий Малько и трое курсантов.
На предельной скорости Т-28 промчался по улицам Минска, давя гусеницами вражеских солдат, тараня тягачи и автомобили. Экипаж блестяще воспользовался фактором внезапности. Тараня вражеские грузовики, давя немецкую пехоту в кровавую кашу, уничтожая противника огнем пушки и пулеметов, советский танк вершил суровое правосудие на улицах Минска. Отважный экипаж Т-28 уничтожил группу немецких солдат и грузовик на улице Ворошилова, колонну мотоциклистов на улице Ульянова. Передавил, уничтожил и рассеял пехоту и технику противника на улице Янки Купалы и в парке имени Горького. Мощная 76-миллиметровая пушка и четыре пулемета создавали вокруг танка сплошную завесу огня. В условиях плотной городской застройки это качество трехбашенного танка оказалось решающим. Фактически Т-28 со своим вооружением на несколько десятилетий предвосхитил систему «хантер-киллер» современных танков!
Истратив боеприпасы, танк стал выходить из города и был остановлен только на восточной окраине Минска огнем противотанковой батареи. Майор Васечкин погиб, уже выбравшись из горящей машины. Водитель — старшина Дмитрий Малько, сумел покинуть танк и пробраться через линию фронта к своим. После войны за этот бой он был награжден орденом Отечественной войны I степени.
Командир пулеметной башни № 3 курсант Николай Педан попал в плен и был освобожден только в 1945 году. Заряжающий курсант Федор Наумов был местными женщинами спрятан в подполе, после чего пробрался к партизанам. Последний курсант из экипажа — Александр Рачицкий пропал без вести…
Однако несмотря на мужество и героизм танкистов, участь большинства Т-28 в первые дни войны мало чем отличалась от участи другой техники, состоявшей на вооружении войск приграничных округов. Практически все Т-28, танки новых типов, были потеряны в первые два месяца войны от поломок и боевых повреждений.
Ну а сейчас в охваченном огнем Остроге средние танки Т-28 воевали на улицах города. Их пулеметы не подпускали вражескую пехоту и не давали возможности вести прицельный огонь расчетам противотанковых пушек. Маневрируя, своим сосредоточенным огнем они прикрывали «Клим Ворошилов-1» лейтенанта Горелова.
Николай охрип уже, выкрикивая команды в ларингофон танкошлема и оглох от постоянного грохота танковой пушки и прилетающих в броню ответных снарядов. Но его экипаж продолжал яростно сражаться.
На КВ-1 вышли сразу два угловатых серых Pz.Kpfw.III Ausf.G с 50-миллиметровыми пушками. Одиннадцатая танковая дивизия — намалеванные белым «призраки» с мечами зловеще ухмылялись с бортов немецких танков, не предвещая ничего хорошего.
— Это мы еще посмотрим! Сто немытых вам за шиворот! — зло выругался Горелов и пнул сидящего ниже механика водителя: — Короткая! Башнер, бронебойным — огонь!
— Есть огонь! — отозвался меткий «сын степей», — уши заложило от грохота орудия Л-11, несмотря на наушники танкошлема.
Танки разделяло метров двести, и в обзорную панораму Николай увидел, как его 76-миллиметровая болванка влупила прямо в бронированную маску короткоствольной пушки, заклинив ее!
Но тут и в ответ прилетело со второго «панцера»! По броне башни словно ударило гигантской кувалдой. У Николая Горелова все поплыло перед глазами, уши забило как будто ватой, но лейтенант взял себя в руки.
Могучий «Клим Ворошилов» практически не пробивался из немецких танковых пушек: немецкий 50- миллиметровый подкалиберный снаряд танковой пушки KwK 39 L/42 пробивал борт КВ с дистанции триста метров, а лоб корпуса — только с дистанции в сорок метров. И то — если очень сильно повезет.
Противотанковая артиллерия также была малоэффективна: так, бронебойный снаряд 50- миллиметровой противотанковой пушки Pak-38 позволял поражать «Клим Ворошилов» на дистанции только меньше пятисот метров, да и то — в благоприятных условиях.
Но удары снарядов, да еще и практически в упор, все же были ощутимы, особенно для экипажа. Наводчик Кайтар Ибрагимов невольно оперся рукой о бронированную стенку башни, чтобы сохранить равновесие. И в это время как раз пришелся удар немецкого снаряда! Казах вскрикнул и прижал раненую руку — она на глазах распухала! Обычно спокойное восточное лицо «сына степей» исказила гримаса боли. Ибрагимов сполз со своего сиденья на пол боевого отделения, скорчившись от боли и неслышно вопя в реве двигателя и грохоте выстрелов.
Заряжающий очумело тряс головой — и ему досталось. Из носа текла кровь.
«Клим Ворошилов» снова содрогнулся от удара немецкого снаряда. Не выдержав сотрясения, заглох мотор, остановилось пламенное сердце сталинского богатыря.
Снизу, из отделения управления, раздался забористый мат старшины Стеценко, пытавшегося завести дизель. Пуск двигателя на КВ-1 обеспечивался стартером СТ-700 мощностью пятнадцать лошадиных сил или сжатым воздухом из двух резервуаров емкостью пять литров каждый. Они размещались в боевом отделении машины. Но пока вся эта машинерия помогала мало.
Вот черт, как же не вовремя он заглох, да еще вдобавок контузило башнера и заряжающего! Жизнь всего экипажа повисла на волоске.
— Мужики! Все живы?
— Живы-живы… — отозвался механик-водитель старшина Стеценко.
Сейчас немцы прицелятся точнее и раздолбают «Клима Ворошилова»! Ну, не бывать этому!
Мешкать было нельзя. Лейтенант Горелов выхватил из боеукладки унитар с серым остроконечным бронебойным снарядом и вогнал в казенник орудия. Рывком закрыл затвор и приник к прицелу, наводя башню на цель. Уточнил вертикальную наводку и грохнул бронебойным прямо под скос башни гитлеровского «панцера»!
Тот стоял примерно в три четверти к «Климу Ворошилову» и тоже развернул свою плоскую башню с высоким кругляшом командирской башенки.
Советский бронебойный снаряд попал в «скулу» — переднюю треть башни сразу за бронемаской 50- миллиметровой короткоствольной пушки. От прямого попадания вражеский танк содрогнулся.
А в душной от пороховой гари башне Николай Горелов нашаривал очередной бронебойный снаряд. Цикл автоматики танковой пушки отработал — затвор открылся сам, выбросив дымящуюся гильзу. Новый унитар скрылся в казеннике, захлопнулся затвор орудия.
В этот раз Горелов взял чуть пониже, целясь в лобовой лист корпуса «Панцера-III». Выстрел! Удар болванки приходится на угол коробки квадратного корпуса Pz.Kpfw.III Ausf.G. Бронебойный 76- миллиметровый снаряд раскалывает броневые листы немецкого танка! Тот замирает, опустив короткий хобот 50-миллиметровой пушки KwK 39 L/42.
Немецкие танкисты попытались выбраться из подбитых машин, но Горелов накрывает их осколочно- фугасным выстрелом. Смертоносные когти иззубренных каленых осколков разрывают их тела.
Оба немецких танка застывают дымящимися надгробиями, а «Клим Ворошилов» продолжает свое беспощадное путешествие. У орудия — лейтенант Горелов: он теперь и командир, и наводчик. Иван Лаптев вроде бы оклемался и уже держит снаряд наготове, чтобы дослать его в казенник танковой пушки. А вот Кайтару Ибрагимову совсем плохо: видать, руку переломало от резкого сотрясения брони при ударе.
Горелов развернул башню, в поле зрения попал длинный ствол 88-миллиметровой зенитки. Сердце у лейтенанта похолодело: ну все, сейчас она нас разделает под орех!..
После поражения Германии в Первой мировой войне Версальский договор запрещал немцам иметь зенитную артиллерию, а все имевшиеся зенитные орудия подлежали уничтожению. Однако уже в двадцатых годах немецкие инженеры вновь занялись разработкой подобного вооружения. Работы велись тайно в Германии, а также в других европейских странах. В целях секретности новые полевые и зенитные орудия, изготовленные на рубеже двадцатых и тридцатых годов, получили обозначение «образца 1918 года», как будто были созданы еще в период прошедшей войны. Таким образом, разработанная в 1931 году
