Днем и ночью хорошая погода (сборник)

Возможно, все это из-за денег, из-за огромного состояния, которое осталось мне от деда почти целиком — за вычетом четвертой части для Дорис, — из-за них все так… покатилось… Одним словом, я была не из тех, кого любят, кого можно полюбить. Да меня и не любили: желали, обожали, ненавидели… А вот любовь… Нет, на нее не было времени. У меня у самой не было времени на любовь, и я никому не давала на это времени. Любовью я занималась, но без разврата… И не из соображений морали, и не от недостатка возможностей… (наполовину обращаясь к Лоранс, наполовину разговаривая сама с собой) но я всегда была слишком распутной, чтобы заниматься любовью не с одним партнером. Вообще трудно представить себе разврат, слова, вздохи, которые позволяют себе наедине. Я приказываю мужчине слушать, трогать меня одну, смотреть только на меня, и сама тоже смотрю только на него, слушаю только его, целую его одного. Он погружается в меня, тонет во мне, я заполняю его всего. И я говорю ему всякие вещи: то велю, чтобы он сделал мне больно, то рассказываю, как в школе была лучшей по истории. Я говорю ему, что убью его, если он меня обманет, и тут же — что боюсь грозы. И он тоже говорит мне всякие вещи: все, что приходит ему в голову в данный момент, а главное — когда после нашей любви от нее отливает кровь. В это самое время, я знаю: он принимает меня, он видит меня, хочет меня, хочет, чтобы я была. Для кого-то нужно, просто необходимо, чтобы я была на свете, чтобы я была сама собой, Зельдой, чтобы я была вот тут, у него перед глазами, безмолвная и голая. И тогда я действительно начинаю жить, дышать. А что мне делать сразу с несколькими возбужденными типами? Смотреть на их спину, уши, затылок? Ждать, когда они забудут о моем существовании? Нет уж! Пусть в эти детские игры играют трусливые переростки. На любовь у меня не было времени. Я говорю не только о Поле. То же было со всеми моими подонками. И мне тоже было необходимо, просто чудесно сознавать, что все эти случайные люди есть на земле. Вы понимаете?

Лоранс: У Этьена было время. Он был рядом.

Зельда: У Этьена была своя жизнь. Он не лил слезы у домашнего очага, дожидаясь, когда я вернусь. Конечно, он не так спешил, как я, и не был таким фантазером, если только мое больное воображение можно назвать фантазией.

Лоранс: Так, значит, этот привлекательный молодой мужчина женился по расчету и до сих пор состоит в браке с женщиной, которая все это время выставляет его на посмешище, изменяет ему, унижает его перед всеми — перед друзьями, матерью, любовницами и им самим, в конце концов! Зельда, кроме любви существует еще и мужская гордость, чувство собственного достоинства. И что, кроме любви, могло помешать Этьену сразу же вас бросить, хотя бы для того, чтобы сохранить хоть каплю самоуважения?

Зельда не отвечает.

Молчите? Пожалуйста, Зельда, скажите, что, кроме любви, могло удерживать Этьена рядом с вами?

Зельда (устало): Послушайте, Лоранс, все очень просто: были две крупные фирмы, которые всю жизнь были связаны между собой. Их наследники оказались оба выродками, ну, во всяком случае, не желали иметь ни малейших забот о будущем, при этом эстетически и социально абсолютно подходили друг другу. Их решили поженить, они по беспечности своей согласились, и ни один из них не стал от этого ни счастливее, ни несчастнее. Поверьте, это все правда.

Лоранс: Я не верю.

Зельда (раздраженно): Ну ладно, вполне возможно, что Этьен и правда меня любил и что какое-то время я заставляла его страдать от этого. Может быть, я и вела себя по отношению к нему как хищная тварь, но я таких случаев не помню. У меня было много жертв повсюду, и они гораздо больше интересовали и забавляли меня. Впрочем, за это я понесла наказание…

Лоранс: Не надо, Зельда! Знаете, я ужасно не люблю такие разговоры…

Зельда (смеясь): Не беспокойтесь, я тоже. Я никогда не верила, что кто-то в том или ином смысле может понести наказание за что бы то ни было — или заслужить его. Только не спорьте, Лоранс. Вы любите Этьена, он любит вас, и это главное. Но все же, вы полюбили его не за то, что он был рогоносцем с разбитым сердцем, правда?

Лоранс: Не знаю.

Зельда: То есть?

Лоранс: Все не так просто, конечно. Я познакомилась с Этьеном, потом увидела его таким, каким его видят все: блестящий, остроумный циник, привлекательный, без иллюзий и т. д. и. т. п., образец сорокалетнего мужчины, само совершенство. Потом мы переспали вместе, и я думала, что это будет история на один уикэнд — и из-за меня, и из-за него. Знаете, мы, современные девушки, циничны… Вы читали «Мари Клер»?

Обе смеются.

Зельда: А потом?

Лоранс: А потом, в воскресенье вечером, Этьен рассказал мне о вас, о себе, обо всем, чего я не знала — чего никто не знал.

Зельда: Да, знаю, вернее, могу вообразить, что говорилось о нашем браке через пять лет. Вы мне расскажете или лучше я это сделаю сама?

Лоранс: Честно говоря, если уж вообще об этом надо говорить, то я предпочла бы, чтобы это сделали вы.

Зельда: Хорошо. «Вот Этьен д’Уши?, который женат на внучке Ван Пеера, ну, знаете, заводы Ван Пеер. Совершенно чокнутая, нимфоманка, да еще и алкоголичка в придачу. Бедный молодой человек, он столько вытерпел, но все равно дело кончилось Брабаном». Точка. Я не ошиблась?

Лоранс: Ни единым словом… Так вот, Этьен рассказал мне о вас, о том, какой вы были, о вашем обаянии, о вашем уме и о том, что его терпение, о котором все говорили, на самом деле было вовсе не терпением, а настоящей пыткой для хорошо воспитанного человека, невыносимой пыткой. Возможно, это противоречие между блестящим сорокалетним красавцем и мучеником и стало настоящей причиной, почему я его полюбила. Я не говорю здесь о роскоши, которой окружен Этьен, о его безбедной жизни, которые тоже имели для меня определенное значение. Я ведь родилась в небогатой семье, приличной, но очень стесненной в средствах.

Зельда: Ну так что же вы еще хотите узнать, Лоранс? От меня вы вряд ли узнаете что-то новое, наоборот, это вы мне открыли глаза на некоторые вещи, например на то, что мой муж был одной из моих жертв. Мне очень жаль, хотя теперь, пожалуй, поздно жалеть. (Внезапно переходя на светский тон.) Я очень тепло отношусь к Этьену, он и правда отлично держится. Вы знаете, он же провел несколько лет в Итоне. Что бы там ни говорили, а эти англичане умеют воспитывать молодых людей…

Лоранс открывает рот, чтобы что-то возразить, но Зельда уже повернулась к ней спиной, и Лоранс оставляет попытку. Пауза.

(Звонким голосом.) Внимание, внимание, Лоранс… Вставайте! Бежим! На нас надвигается Дорис, одетая как труженица полей, с кошелкой в руках. Вы знаете, что она каждую субботу ездит в Вильфранш на базар за овощами? Они там дешевле, чем в магазине.

Лоранс подходит вслед за ней к окну, и они со смехом смотрят куда-то наружу. Зельда кладет руку Лоранс на плечо.

Она берет автофургон, прихватывает с собой нашего беднягу-дворецкого, а тот — такой сноб — терпеть не может открытые рынки, ему подавай лучших гастрономов. Она привозит тонны, десятки ящиков. Помните, я говорила вам, что мой дедушка оставил ей четверть своего состояния? Так вот, это все же четыре или пять миллиардов, знаете ли… Я пошла одеваться.

Лоранс: А я спасаюсь бегством.

Они выходят, каждая в свою дверь. Появляется Дорис. На ней и правда брезентовая ветровка, на голове платок. У нее румяные щеки и довольный вид. Входя, она кричит во весь голос.

Дорис: Репка… Репка на два с половиной кило, дыни по шесть фунтов каждая, топинамбуры просто гигантские — я таких никогда не видела! В этом году творится что-то невероятное!