её новому языку.
Подошёл Славик:
– Мать твою через колоду! Замётано! – он хлопнул Валю по плечу, – разгрузят свою коляску и подойдут.
– Сколько? – глаза Вали загорелись.
– По стольничку на рыло. А этой сами заплотят!
– Что? – встрепенулась Мэй.
– А то! – Славик хмыкнул, – сдал я тебя двум чучмекам. Спасибочки должна сказать, молодуха!
Мэй вернулась в реальность. Смысл происходящего, наконец, дошёл до неё. Резко оттолкнув Валю, она бросилась бежать, но не очень резво. Через каждые десять-пятнадцать метров она оборачивалась и смотрела, нет ли погони.
Между бомжами началась перепалка. Славик с кулаками накинулся на Валю, мол, «кого ты тут привела?» А Валя, защищаясь, оправдывалась: «Банжиха с виду, я-то тут причём?»
Мэй приземлилась на лавочку в сквере на Чистопрудном бульваре и отдышалась. Её мысли путались в голове, наскакивая одна на другую, но главное Мэй уже осознала: она сбежала от похитителей и совершила убийство. И теперь ей грозит тюрьма в лучшем случае, а в худшем – тот бандит просто-напросто убьёт её. А значит, нужно где-то прятаться от бандитов и милиции. Мэй не понимала, почему милиционеры отпустили её и почему бомжи её продали, как какую-то проститутку!
Она обернулась. Двое кавказцев быстро шли от памятника в её сторону. Мэй не отреагировала, думая, что они спокойно пройдут мимо. Но не тут-то было: они остановились напротив неё. По внешнему виду кавказцы мало чем отличались от бомжей.
– Пайдём! – первый схватил её за руку.
– Я никуда не пойду! – Мэй встала, но держали её крепко.
– Пайдём, пайдём! – ухмыльнулся второй, – ми тэбэ купили!
Мэй видела, что сквер в такой ранний час пуст, и звать на помощь бесполезно. Она решила подыграть:
– Ладно, я пойду. А куда?
Кавказцы повели её обратно, к ларькам и метро. Бомжи Валя и Славик прекратили цапаться и дымили папиросами на лавочке. Проходя мимо них, Мэй крикнула:
– Верните им деньги! Я заплачу вам больше!
Но Славик, как и любой человек, познавший цену жизни на собственной шкуре, предпочитал синицу в руках. Бомжи опять начали пререкаться, а кавказцы завели Мэй в небольшой магазинчик. Она оказалась в тесном проходе между коробками с продуктами и ящиками с бутылками. Кавказец пихнул ногой какую-то дверь в ещё более тесное помещение. И тут из торгового зала вышел третий кавказец, одетый в костюм и не воняющий смесью пота и перегара. Мэй ничего не поняла из их перебранки, пока третий не обратился к ней по-русски:
– Ти кто такая?
Мэй захлопала глазами и назвала своё имя. Третий кавказец протянул первым двум несколько купюр, а затем прикрикнул на них. Мэй вспомнила русскую народную мудрость про то, что хрен редьки не слаще. Кавказец завёл её в другое помещение – со столом и компьютером:
– Садыс. Будыш атвэшат на вапросы. Тэбэ сколко лэт?
– Двадцать.
– Чито с тваим лэцом?
– Меня избили, – Мэй опустила глаза.
– Вай-вай-вай! – кавказец покачал головой, – какой щакал поднал свой парщивий рука на такой красывый дэвушка! А гиде же были твой папа и мама?
– Мама и папа умерли, – неожиданно ляпнула Мэй.
Кавказец снова покачал головой:
– А гиде тваи дакумэнты?
– У меня ничего нет. На меня напали бандиты и всё отобрали.
– Бандыты? Какие бандыты?
– Русские.
– Вай-вай-вай! Знатщэт, эта бандыты тэбя избыли? А патщему ти нэ идош дамой? Затщем пашла с мущинами за дэнги?
– Я не знаю, я не хотела… Я не хочу! – и Мэй заплакала.
– Слэзами горю нэ паможищ! – кавказец выставил вперёд руки, на одной из которых сверкнул дорогой перстень, – я памагу красывый русскый дэвушка Маша. Будищ работат на Анзора.
– На кого? – не поняла Мэй.
– На Анзора. Мэна завут Анзор. Вот ми и пазнакомилысь! – улыбнулся кавказец золотыми зубами.
Олега Денисовича Мартынова Наташа видела всего один раз, и то случайно. Как-то Мэй заезжала к нему, и Наташа ждала её на пороге квартиры. И хотя Мэй много рассказывала о своей жизни и о нём, знакомить Наташу с отцом принципиально не хотела.
Улизнув от Вакурова, Наташа отправилась в Северное Чертаново, и уже битый час торчала возле единственного подъезда высотного дома. Строгая консьержка, видимо, получившая навыки вахтёрства в контрразведке, не пропустила её к лифту, несмотря на предъявленное ей в качестве пропуска обаяние.
Мобильник заверещал неожиданно, и прежде чем ответить, Наташа прогнала вон нехорошее предчувствие.
– Это Маша? – раздался знакомый голос.
На этот раз Наташа удивилась ещё больше, нежели несколько часов назад, узрев Вакурова возле домжура.
– Николай, это ты? Это Наташа.
– Это как? Это опять вы? Ты?..
– Так, сейчас я всё объясню, – включила логику Наташа, – мой телефон вам дала Маша в баре, когда вы с ней танцевали. Что ж, вполне в её духе. Или я не права?
– Не совсем, – возразил Вакуров, – она дала домашний номер. А там автоответчик незнакомым женским голосом назвал мобильный. Я понятия не имел, что звоню тебе.
– Ладно, не оправдывайся, – Наташа мысленно поблагодарила тётю Лиду, – раз позвонил, значит, это судьба.
– Да, и знаешь что… – Вакуров помедлил, – я, конечно, зря сегодня в кафе… выпендривался. Ты кстати Ломову не звонила?
– Ломову я не звонила, – успокоила Наташа.
– Я скрыл от тебя информацию, потому что был уверен, что ты сразу же откажешься от моих услуг.
– А я и так отказалась, – ввернула Наташа.
– Но судьба даёт нам шанс исправить положение. Дело в том, что я внештатный корреспондент одной популярной московской газеты. Вот, собственно, и всё. Конечно, доверять мне нельзя, потому что чем секретней информация, тем корыстнее у меня к ней интерес.
– Ты журналист? – переспросила Наташа, – что же ты молчал?
– Не совсем журналист, всё-таки у меня техническое образование, и марать бумагу – не мой профиль. Я ищу жареные факты, а мой редактор печёт из них деликатесы. А что, журналистам ты доверяешь больше, нежели отставным детективам?
– Я никому не доверяю, – ответила Наташа, – ладно, Коля, я всё-таки предоставлю тебе твой вожделенный шанс. Подъезжай… – и Наташа продиктовала адрес в Северном Чертаново.
Продолжая наблюдать за подъездом, она вытащила из сумочки блокнот, вырвала из него листок и написала левой рукой: «Любые жареные факты, которые я накопаю при расследовании дела о пропаже Мэй, имею право использовать по своему усмотрению».
