Сначала по не дюже разбитому даже просёлку, похоже, недавно подсыпанному шебёнкой, смешанным лесом, потом ельником – с полкилометра до трассы. До Пинска по трассе – асфальтированной, однако – минут десять, там шлагбаум, цыри, нас пропускают без слов – водила знакомый. Дальше по городу, но, похоже, не через центр. Городишко небольшой, вполне провинциальный весь из себя, но… не вовсе русский, что ли, будто затаился – ждёт.[242] Много зелени, мало народу. Даже военных почти не видно. Разрушений практически нет. На выезде вместо цырей большей частью матросики, с Пинской, надо думать, флотилии. Военно-морская столица Белоруссии, как-никак. Сама Пина с мониторами и прочим левее осталась. Матвеича все знают, пропускают без вопросов. Откуда здесь – такой? Вроде как поляки тут были, или как? Гримасы судьбы… Ёпть.
Потом поворот с трассы направо, ещё километра три – вроде дома. На КПП шлагбаум, цырики втроём, с мосинками, справа из мешков что-то вроде блок-поста, 'максимкино' рыльце бульдожье торчит.[243] Не пускают, зело борзо. Сунул документы – присмирели слегка, но – бегом на КПП. Телефон? Прибегает радостный. — На КП говорят, нет у них никакого младшего лейтенанта Малышева. На моё: — Ни х..!!! — весело так продолжает, — а есть лейтенант Малышев, Константин Иванович. Теперь.
Н-н-н-нах-х-х-х!!! Блин, шуточки. Впрочем, летуны народ здоровый, во всяком случае, до инфаркта большинство не доживает. Так и. Сойдут, значит, и такие… прикольчики. Подруливаем прямо к КП, старому, там прощаюсь с Матвеичем. Торопится. Вроде и знакомы всего-то ничего, почти не разговаривали – а вот прикипело будто. Одной крови, наверное…
На КП без малого счастливый Сиротин. Забавно. Комбез переделан – наподобие моего – и свинорез немецкий из-под клапана на правой штанине выглядывает. Откуда, понятно – десантуры немецкой неслабо накрошили, но – до чего ж быстро моды меняются! Вот и я уже своё веское слово сказал.
— Костик, а мы думали, ты… это… совсем (пиип). Хотели уже на посмертно посылать. Красную Звезду!
— Спасибо. Польщён. Весьма. Но пока не надо. Как с еропланами?
— С еропланами труба (пиип). Даже свой отдал. На одиннадцать боеспособных – поморщившись, скользнул рукой по ягодице – летунов шесть машин. Мне (пиип) (пиип) запретили (пиип). С прошлого раза (пиип) швы разошлись. Доктор обещался (пиип) ногу отрезать (пиип) не хочу!
Действительно не хочет человек, сразу чувствуется. Раньше, помнится, матерного слова не услышишь. Или отсутствие комиссарского шеврона сказалось? Надо бы изучить данный феномен. Если успею.
Печально, однако. Всего-то за день боёв. Из двадцати четырёх, с Толиком, молодых и с утра здоровых ребят больше десятка уже – всё. Впрочем, кто-то, может, и вернётся. Наподобие меня. Но и из без малого тридцати 'чаек' – шесть. Пипец полчку.
— Однако это… (пиип). Пехота доложила, они аэродром освободили. Ивацевичи. Там 'чаек' много. Говорят, есть и исправные. Откуда взялись – (пиип) знает. Безлошадная команда с технарями вон, видишь, у ангара собирается?
И правда, метрах в ста грузовик, ЗиС-5, кажется, и на него, в кузов, народ бочку закатывает. Все вместе. По толстым доскам.
— Разрешите? — Сиротину.
— Давай. Тебе надо летать.
Подхожу неспешно, молча впрягаюсь в трудовой подвиг. Рядом Коля трудится, сосредоточенный взгляд в бочку – тяжёлая, сволочь, воняет бензином и даже не булькает, полная потому что, падла – дотолкали почти доверху, тут он глазами скосил, и бочка тут же обратно валиться начала. Еле спасли. Бочку. Да и Коле мало не показалось бы. Водрузили, поставили на попа рядом с прочими – с десяток где-то, и что тут началось – словами не обсказать. Орали до хрипоты, охлопали всего. Толик тут же. Его, оказывается, тоже задело, сначала вроде ничего, а как на посадку, шасси не выпустились. Пришлось на брюхо, так что теперь тоже безлошадный.
Потом подъехала полуторка с начальником особого отдела, лейтенантом НКВД по имени Павел. Сиротин так называл. При мне. И шестью цырями. Один с ДП,[244] остальные с трёхлинейками. Мы на полуторке вперёд, ЗиС с Колей в кабине и парой цырей в кузове – следом. В Пинск заезжать не стали – водила с полуторки знал короткий путь. Часа за три обещал доставить. Тропою дедушки Хо,[245] как у нас говорили. Рванули сначала по малой шоссейке, потом по лесным и просёлочным дорогам. Повсюду довольно много войск, хотя очевидно, что здесь далеко не главное направление. Похоже, наши пытаются успеть укрепиться. По западному флангу продолжающей атаковать группировки. В основном пехота. Лица усталые, запылённые, но – без тени безнадёги. Наоборот, видно – бойцы идут. Кадровая армия. Почти полностью уничтоженная в том 41-м. Да и теперь… Большинство из них так и умрут – относительно счастливыми. Знать не ведая, какая силища им противостоит, и какие ещё муки да тяготы впереди…
То и дело какие-то посты, шлагбаумы, регулировщики. Проверяют. Каждый раз ТТху грудью ощущаю. Да и остальные как-то подбираются. Этому, будем считать, немцы уже научили. Что пост или регулировщик – это вовсе не непременно свои. Однако так, пожалуй, за три часа – разве что в мечтах. Одно радует – Люфтваффе почти не летает. Стратеги прошли пару раз, но на такой высоте, что нитка инверсии лишь едва-едва различима. Похоже, дали понять. Что летать предпочтительно повыше. Им. Тем не менее головами крутят все, включая технарей. И этому научились. Ну и славненько…
Жаль, пообедать не успел. Впрочем, ребята поделились сухпаем – хлеб, колбаса какая-то… ничего, определённо без сои. Огурцы солёные, чаёк. Я их – квасом. Угостил. Без особого восторга. Поколение до- Пепси…
Заодно узнал, что Харитонова четвёрку ополовинили и Р-10 схрумкали, натурально, 'сердца'. Те самые или нет – кто знает. Про аэродром-обманку делиться не стал. Не приучен. Болтать попусту. Если из наших кто в плен попадёт – зачем ему это знать?
