удержать отвечал я ей. И прижимал её к себе, как любимое дитя, сообщая ей о том, что она мой идол, моя религия, моё наваждение.
You're my obsession
My fetish, my religion
Но я никогда не смогу быть с ней.
Сашкин голос взлетел вверх, заставляя меня сделать вертушку, и упасть на колени перед Юлькой, для того, что бы скользнув руками по её будрам, словно она стала моей статуей, вздёрнуть её наверх. Я кружил её по залу, под взрывающий наши души и сердца умоляющий страстный голос черноволосого бога, протянувшего нам руку на последнем аккорде, когда мы пьяные и совершенно безумные, буквально рухнули к его ногам.
Come to me tonight
- Ну вы ребята дали, стране угля!!!! - Жека подлетел к нам ошалелый, под бурю аплодисментов.
Я был безнадёжно забыт в свете возникшего кумира Саньки.
- Парень, ты просто обязан петь! - заявил он Сану. - С таким талантом, ты просто не понимаешь. Твою мать, откуда у тебя такой голос. Это не голос эта ...Он не нашёл подходящего сравнения и просто сорвался в лавину слов и эмоций.
Саньку поздравляли. Саньку окружили. Сан улыбался, и смотрел на меня.
- А тебя возьмём на поддтанцовку! - Жека ткнул в меня пальцем, строя глобальные планы, и рисуя нам какие бабки мы будем зарабатывать, если только возьмёмся за это дело всерьёз. В мечтах идеалиста виделись концерты, аншлаги и полные зады.
- А я? - моментально возмутилась Юлька.
- А ты это, туда ходи, сюда ходи, - ляпнул один из парней, раздался хохот.
- Давай ещё чего нибудь задвинем? - предложил парень, сидевший на ударниках, попутно представившись Андреем.
Сашка заговорил на английском. Андрей неожиданно ответил и они расхохотавшись стукнулись кулаками, очевидно проведя какую - то свою подколку на которую оба не развелись.
- Садись, Ник, - сообщил Санька, делая заказ за наш столик. - Не хочу, чтобы ты грустил. Сегодня я буду петь для тебя. Наслаждайся.
- Я английского не понимааааюууу! - заорал я, не желая лишаться своего бога, но Юлька получив возможность украсть меня себе, ехидно пообещала, что переведёт, если только я ещё раз так с ней здоровски потанцую. Буду умницей, лапой и вообще.
Из бара мы возвращались овеянные славой как эстрадные боевые ветераны.
Юльку постоянно ломились приглашать на танцы, но рядом с ней сидел бдительный я, и всех отшивал. Сашкино место загромождали салфетки с телефонами и визитки, которые я благополучно уничтожал тихо стервенея от ревности. Один раз какая - то пьяная девушка пригласила меня, но Юлька неожиданно повела себя хамски, чуть не накинулась как кошка, в общем, собственнические инстинкты в нашей дружной семейке оказались развиты у всех просто до гипертрофированных размеров. Я не стал исключением, а что я левый, что ли?
Когда Сашка соизволил сойти со сцены и вернутся к нам, часы показывали половину третьего ночи. Мы протанцевали с Юлькой ещё пару разиков, после чего Сан забрал нас домой, пребывая задумчивом настроении. Настроение мне не нравилось. Затишье перед грозой. Интересно хватит ли у Сашки решимости закатить скандал и высказать мне всё, что он думает по этому поводу? Почему - то мне казалось, что нет. От этого было обидно. Он должен был высказать мне, всё что думает, или пиздануть от души, но Сан не сказал ничего. Улыбнулся вымученно, поцеловал и сделал вид, что ничего, ничего он не понял. Не было ничего. И баста.
А может быть было. В конце концов, Сан тоже человек, вот только в его человеческой раскладке переживал он, исключительно за меня.
- Ты ведь думаешь о нём, Никит? - грустно спросил он, перебирая мои волосы, когда мы уставшие, принявшие душ и ограничившиеся скромным поцелуем в лобешник, лежали в кровати.
- Нет, Саш. О нём, я больше не думаю.
Я перевернулся, и залез на Саньку, устраиваясь на его животе. - Просто...поверь.
Я поцеловал его в губы, долго, нежно, благодарно. Оторвался нехотя. - Спасибо, за чудесный вечер. У тебя потрясающий голос, Саш, это было здорово.
- Ты сегодня тоже здорово.
Сан чмокнул меня в ухо, и прижал к себе. - Долго танцами занимался?
- Пять лет.
Я мирно задрёмывал, уткнувшись носом в его шею
- Зачем бросил?
- Тупо денег не было.
- Понятно. Завтра у Юльки тренировка намечается. Хочешь присоеденится?
- У нас специфика разная, да и уровни отличаются.
- Поэтому и хочу, что бы ты продолжил. Тебе надо серьёзно этим заняться.
Сашка ласково прижался губами к виску и погладил по спине. - Без шуток, Ник, такими способностями нельзя раскидываться. А насчёт специфики, я в этом не понимаю, но направлений и классов в школе много. Думаю подобрать тебе что - то вполне по силам.
- Ога, балет. - Мы одновременно прыснули и я поднявшись чмокнул Сашку в губы.
- Я те..
Глаза Сашки расширились, ожили.
- Ничего, - пробормотал я смущаясь. - Давай спать.
- Я тебя люблю, Никита, - грустно вздохнул Сан и крутанувшись перекатил меня под себя.
- Повторяй за мной, - проговорил Санька, проводя пальцами по линии губ.
- Просто повтори за мной. Это же ведь не сложно сказать. Я те - бя - лю - б - лю. Ну?
Я смотрел на него радостно и улыбался как дурачок.
- Сейчас маркером на лбу напишу, - пригрозил Сашка. - Повторяй. Саня, я те - бя лю -б- лю.
- У тебя мания величия, Сашка.
Я расхохотался, а Саня ответил тоскливым взглядом и сгрёб под себя и уткнулся головой в подушку между ухом и плечом.
- Ты прав. Давай спать.
Стало холодно. В комнате было тепло, но между нами стало холодно в эту секунду. Я обнял его в ответ, не зная как объяснить, собственное косноязычие. Погладил по спине, хотел сказать, но вместо этого шутливо ляпнул
- Ты что, так и собираешься на мне всю ночь провести?
- Угу, - не двигаясь, отозвался Сан. - Всю жизнь.
- У тебя, кстати реальный стояк, - заметил я поёрзав под ним и прижался выгнув поясницу. - Не только у тебя.
Я не договорил, потому что Сашка внезапно выпрямился и со злостью стянув с меня трусы, обхватил за член и принялся дрочить, одновременно впиваясь губами в шею, плечо, яростно лаская второй рукой.
Я ударил его. Сашка даже не понял, что я дерусь, очевидно, приняв яростное дёрганье за порывы страсти. Я врезал ему. Размахнувшись изо всей силы, залепил кулаком в грудь. Хотел ударить по лицу, но не мог. Впервые в жизни не мог ударить человека, в тот момент, когда остро хотелось это сделать. На любимого человека невозможно поднять руку по настоящему, невозможно представить, что можно ударить его, причинить физическую боль. Но вот очевидно боль моральная в этот закон не входила.
