— Никто не заходил, — буркнул я раздраженно. Все происходившее меня довольно-таки напрягло, голова шла кругом. Я уж молчу, что не выспался и даже позавтракать не успел. А еще у меня все мышцы ныли после физкультуры на прошлой неделе. Хотя вы, наверное, думаете, что все это неважно.
— Никто? — повторил старик. — Точно никто сюда не входил?
— Точно! — отрезал я. — Ой! Хотя… она заходила. Ну эта. Мисс Флетчер…
— Да кто наконец эта мисс Флетчер, о которой ты все время твердишь?
Я пожал плечами.
— Моя кураторша…
— Как она выглядит?
— Очки, — начал я перечислять. — Физиономия такая… надменная. Ну, еще волосы железобетонным пучком на затылке…
— Очки… — медленно повторил дед Смедри. — А оправа у них, случаем, не роговая?
— Обычно да…
— Характерные Хоббсы! Да она ж Библиотекарь! Скорее, малыш, нам надо спешить! Живенько одевайся! А я у твоих приемных родителей чуть-чуть еды пока украду.
— Погодите, — начал было я, но вторженец уже ссыпался по лестнице.
Он действительно торопился, как на пожар.
Я так и остался стоять, не в силах выговорить ни слова.
«Неужели мисс Флетчер, — думалось мне, — стырила мое наследство, присланное в посылке?.. Фу, глупость какая. На что бы ей сдался дурацкий мешочек песка?»
Я тряс головой, тщетно силясь выудить из всего случившегося хоть какое-то рациональное зерно. Отчаявшись, в конце концов полез в свой платяной шкаф. В том, чтобы одеться, по крайней мере, просматривался какой-никакой смысл. Я натянул джинсы, потом футболку и, наконец, любимую зеленую куртку.
Я как раз заканчивал с этим, когда дед Смедри ворвался ко мне, таща два запасных портфеля Роя. Из одного торчал листик салата, а второй вроде бы подтекал кетчупом.
— Вот! — Дед вручил мне тот, что с салатом. — Здесь наш обед. Никаких гарантий, что вскоре мы сможем остановиться и поесть как следует!
Я взял портфель, по-прежнему недоумевая.
— Вы… запаковали туда еду?
— Ну да, потому что так она привлечет меньше внимания. Нужно же считаться с тем, чего от нас ждут! А теперь — в путь! Библиотекари, возможно, уже трудятся над этими Песками.
Я спросил:
— И что из этого?
— Как что! — вскричал он. — Дитя мое, да имея в своем распоряжении эти Пески, Библиотекари способны сокрушить царства земные, уничтожить целые культуры… захватить власть над миром! Нужно вернуть то, что по праву принадлежит нам! Мы должны нанести удар по возможности быстро… быть может, с огромным риском для себя… Но мы поступим так, как делают Смедри!
Я опустил портфель.
— Ну, как скажете.
— Но прежде, чем мы выступим в путь, — продолжал он, — я должен знать, чем мы располагаем. Каков твой Талант, парень?
Я свел брови, потому что по-прежнему ровным счетом ничего не понимал.
— Талант?..
— Ну да, — кивнул дед Смедри. — У каждого Смедри есть Талант. Каков же твой?
— Ну… типа… как бы… на гобое играть?
— Не время для шуток, малыш! — сурово прервал дед. — Я серьезен как никогда! Если мы вовремя не вернем эти Пески.
— Ну что ж… — Я вздохнул. — У меня здорово получается все кругом ломать.
Дедуля так и замер на месте.
«Наверно, не стоило мне шутить со стариком, — подумал я виновато. — Он, может, и чокнутый, но это еще не причина над ним издеваться».
— Все кругом ломать? — с придыханием переспросил дедушка Смедри. — Итак, это правда. При всем том, что подобного Таланта не видывали уже много столетий.
— Послушайте, — я воздел перед собой ладони. — Извините, я прикалывался. Я совсем не имел в виду…
— Я знал! — с воодушевлением воскликнул дед Смедри. — Да, да, это необычайно увеличивает наши шансы! Идем же, малыш, нам пора.
Он повернулся и вылетел из комнаты, унося один из портфелей, — только ботинки по лестнице простучали.
— Да погодите же!
Я устремился в погоню и остановился, только добравшись до входной двери. У поворота на нашу дорожку стояла припаркованная машина. Это был весьма старый автомобиль.
Полагаю, прочитав насчет старого автомобиля, вы себе вообразили нечто помятое, ржавое, еле таскающее колеса. Сказать «старая машина» — это ведь примерно то же, что сказать «старые магнитофонные кассеты». Все сразу понятно.
Так вот, машина, которая там стояла, была совсем не такой. Никаких ассоциаций с рухлядью. Бетховен тоже ведь старый композитор, но… почувствуйте разницу. Почувствовали? Вот и я тоже не путаю старое с вечным. Автомобиль был вполне исправен с виду, этакая Жестянка Лиззи, если вы, нынешние жители Тихоземья, меня понимаете.[1]
Впрочем, это было лишь мое впечатление.
Мы с вами знаем, что первое впечатление о ком-то или о чем-то нередко бывает ошибочным. По крайней мере, неполным. Возьмите, например, юного Алькатраса Смедри. Дочитав мою историю до данного конкретного места, вы небось уже составили себе некое впечатление обо мне. Допускаю, что — вопреки моим вполне искренним усилиям — вы даже начали сочувствовать означенному персонажу. Ну как же, сиротка, ах-ах, сопли в сахаре. Беспроигрышный вариант.
Вполне вероятно, вы полагаете, что моя привычка язвить есть некая защита, маскирующая внутреннюю неуверенность. Не исключаю, вы решили, что на самом деле я был вовсе не злым и жестоким мальчишкой, а просто здорово сбитым с толку. А еще вы могли решить, что, невзирая на напускное безразличие, я вовсе не получал удовольствия от того, что разру… то есть ломал вещи.
Так вот, желаю вам сообщить, что судите вы превратно. А посему убедительно прошу воздержаться от скоропалительных выводов, пока я открытым текстом вас к ним не подтолкнул. Это очень скверная привычка читателей. Знали бы вы, как она нас, авторов, раздражает!
Опять же, я совершенно не соответствовал тому, что вы обо мне успели подумать. Я был довольно подлым мальчишкой, которому было просто все равно, сгорела или нет данная конкретная кухня. Именно этот вредный подросток стоял на пороге, глядя на деда Смедри, отчаянно махавшего рукой — поспеши, мол.
Вообще-то… эх… сознаюсь, пожалуй: быть может, я испытывал нечто вроде тоски и некоей полуосознанной тяги. Сыграла свою роль и посылка, якобы отправленная мне моими настоящими родителями. Из-за нее я волей-неволей вспомнил те давнишние времена, когда — еще не осознав всей глупости этого намерения — я жаждал разузнать что-нибудь о своей родной семье. Жаждал встретить хоть кого-нибудь, кто — деваться-то некуда — обязан был меня любить, обязан хотя бы просто по праву родства.
К счастью, я давно успел перерасти такие сопливые чувства. Мгновение слабости миновало, и я захлопнул дверь, оставив снаружи старого джентльмена.
После чего отправился на кухню сообразить себе чего-нибудь на завтрак.
Вот тут кое-кто и навел на меня пистолет.
