Архиепископ
(глядя на крест):
- Он на кресте уж тыщу лет,
И всё живой… Как то не видят?!
(Мономаху)
Мои слова и мой ответ
Тебя, надеюсь, не обидят?
Мономах
(сдержанно):
- Ну, что ты… Нет!
Архиепископ:
- Тогда пойду -
Считать шаги, что были прежде
И что, даст Бог, еще пройду
В пути – ко сбыточной надежде!
Летописец
(ему вслед):
Один, в безмолвии ночном,
Перебирая зерна четок,
Он мог бы спутать явь со сном,
Когда б ход мыслей не был четок.
Ему не нужно ничего:
Среди дождей, морозов, зноя, -
Подобна келия его
Ковчегу праведного Ноя.
В соседней келии монах
Давно отбил свои поклоны
А он, с молитвой на устах,
Глядит на древние иконы.
Весь мир, уставши от грехов,
Спит до рассвета, забывая,
Про пенье третьих петухов…
А он, себя окаивая
И спать ресницам не веля,
Всю ночь стоит у аналоя,
Молясь, чтоб стала вся земля
Ковчегом праведного Ноя!
Мономах
(тяжело опускаясь на скамью):
- Он мне сказал и все, и ничего…
В спокойный час я, как земля сухая,
Впитал бы жадно все слова его,
Ни одного из них не упуская.
Но этот час тяжел, как никогда.
Сейчас меня преследует иное:
