Оказав помощь Ладу, лекарь снова сидел на полу, скрестив под собой ноги. На его губах играла отсутствующая улыбка.
— Он что — сошел с ума? — нахмурился часовой.— Такого совсем не жалко! Иди за мной! — крикнул он Аристарху.
Ни одна жилка не дрогнула на лице лекаря. Он был бесконечно далек от часового и устремивших на него взгляды пленников. Одни, кому он успел помочь, смотрели на него с сочувствием, другие — обрадованно, что не их отдают в жертву Пакору.
Отрешившись от всего земного, Аристарх усилием воли погрузил себя в дремотное оцепенение, которому так долго учился у молодого египетского жреца Гермеса Трисмегиста.
Он вызвал прекрасное настроение, чтобы сосуды и вены, эти главные дороги его жизни, не сузились от отчаяния и огорчений в едва различимые тропинки. Чтобы не оборвались они задолго до намеченного им самим срока.
Ставка в его споре с самими Мойрами1 была так высока, что он не мог позволить себе пребывать в плохом настроении даже в трюме пиратского корабля.
У него никогда не было девушки, о которой он мог вспоминать в эти минуты. Он забыл, когда последний раз был в гимнастической палестре, чтобы заново переживать захватывающие мгновения борьбы атлетов. Но мысли его, тем не менее, были легки и приятны. Аристарх видел себя сидящим в огромной зале Александрийской библиотеки. Служитель этого храма мудрости, ученый раб только что принес ему свиток древнейшего папируса.
Желая продлить наслаждение от встречи с новым, неведомым ему знанием, Аристарх никак не решался развернуть папирус, разрешая себе лишь вдыхать его запах, впитавший пыль и едва уловимую горечь столетий.
— Эй, ты! — теряя терпение, толкнул его часовой. — Я кому сказал, пошли?
Широкая улыбка еще больше раздвинула губы Аристарха: он начал разворачивать заветный свиток, радостно отмечая, что до его «пупа»2 никак не меньше восьми метров.
— Ах, так?! — вскричал пират, хватаясь за кривой македонский меч.
— Оставь его! — вступился за Аристарха Эвбулид. — Это же лекарь!
— Этот сумасшедший? — не поверил часовой. — Какой же он лекарь, если не может исцелить даже самого себя от безумия!
— Он не сумасшедший! — возразил Эвбулид. — Он... — Тут он понял, что бесполезно рассказывать об Аристархе пирату, и быстро поправился: — За него вам тоже обещан выкуп! Или ты не боишься гнева Посейдона?
Часовой сразу потерял интерес к Аристарху. Он гневно обернулся к Эвбулиду, но узнав в нем пленника, за которого привезут целых два таланта, шагнул дальше и показал пальцем на пожилого мужчину с измученным лицом:
— Тогда ты!
— Но я... — замялся мужчина. — Мы...
— Я сказал — ты!
Мужчина громко вздохнул, поднялся. И тут же вскочила сидевшая рядом с ним девушка, которую Эвбулид не заметил раньше.
— Отец! — закричала она, хватая мужчину за руки. Глаза часового загорелись. Он оглядел девушку с ног до головы.
— Ай, хороша! — причмокнул он языком. — Тоже выходи!
— Отец! — умоляюще вскрикнула девушка. — Лучше убей меня!
— Сначала я убью его! — мрачно пообещал мужчина, сжал кулаки и двинулся на пирата. Лицо его было искажено яростью.
Часовой ошеломленно взглянул на пленника и отпрыгнул назад. Путаясь в складках персидского халата, выхватил меч.
— Молись своим эллинским богам! — заорал он, замахиваясь на мужчину.
— Скажи, что тоже ждешь выкуп! — быстро подсказал Эвбулид. — Иначе он убьет тебя!
Мужчина бросил на него благодарный взгляд и закричал часовому:
— Опусти меч! Или вы уже берете выкуп с мертвецов?
— Как? — осклабился часовой. — За тебя тоже обещан выкуп?
— Да. И немалый... — пробормотал мужчина.
— А за нее?
— А за нее… — заслонил своим плечом дочь пленник и уверенно добавил: — … еще больший, чем за меня!
— Ай, какой богатый улов! — охотно вдел меч в ножны пират. — Что ни пленник — то выкуп! Оставайтесь! Кто тут у меня без выкупа? Ты! — ткнул он
