— Падайте ниц! Перед вами — наш обожаемый базилевc, да живет он вечно!
Два беглеца-пергамца привыкшие к подобным почестям царям у себя на родине, рухнули, как подкошенные.
Прот неловко опустился на колени, замешкался с непривычки. Евн метнул на него стремительный взгляд, и Прота словно огнем обожгло с головы до самых пяток.
Глаза царя были такими пронзительными, что он крепко зажмурился и повалился на землю, вжимаясь лбом в колючие, пахнущие дымом костров травы.
— Почему я, эллин, оказавшись на свободе, должен кланяться перед каким-то варваром, будь он хоть трижды царь! — услышал он шепот Клеобула. И — ответ Фемистокла:
— Пересиль себя! Ты пока еще раб...
Прот осторожно скосил глаза и увидел, как медленно опускается на землю Клеобул.
— Да живет вечно наш великий и могущественный базилевс Антиох! — закричал Серапион, и все вокруг подхватили:
— Антиох! Антиох!
— Живи вечно!
Вскоре над лагерем поднялся такой мощный рев, что Проту казалось — еще немного, и не выдержат уши. Он чувствовал себя песчинкой в этом грохочущем, как тысяча громов, мире. Больше всего на свете ему хотелось забиться в какую-нибудь щель, чтобы его не оглушила, не смяла эта масса.
— Ан-ти-ох! Ан-ти-ох!!
— Жи-ви!! Жи-ви!!!
Едва шум поутих, и только в отдаленных концах лагеря продолжали ликовать сирийцы, Евн не терпящим возражений, властным тоном обратился к Фемистоклу:
— Почему ты так долго выполнял мое поручение?
— Все гавани Сицилии заброшены, — сдержанно поклонился царю Фемистокл. — Мне пришлось бы ждать еще дольше, если бы к берегу не причалил парусник с беглыми рабами.
— Значит, ты отправил согласно моему милостивому повелению добрых господ на родину? — громко, чтобы слышали все, повысил голос Евн.
— Да, божественный! — ответил за Фемистокла Серапион. Подбежал к Евну, опустился перед ним на колени и поцеловал край пурпурной мантии. — Бесконечно благодарные твоей царской милости сицилийцы уже находятся на полпути к Риму!
Евн с одобрением посмотрел на услужливо выгнутую спину подданного и с деланным удивлением спросил:
— Неужели даже сицилийцы, наши враги, признают, что я милостивый?
— Да! — торопливо воскликнул Серапион. — Конечно!
— Они сами сказали тебе об этом?
Серапион замялся.
Фемистокл с усмешкой ответил за него:
— Это было написано на их лицах, базилевс!
Евн метнул недовольный взгляд в сторону грека, но тут же добродушно прищурился:
— Вот и расскажи об этом Совету. Подумайте, — голос его неожиданно стал мягким, вкрадчивым, — не пора ли вашему базилевсу носить титул милостивого, то есть — Эвергета, раз это признают даже злейшие его враги? Ведь носят же такой титул мои царственные братья — понтийский царь Митридат и сирийский Антиох! Или они более меня достойны этого?
— Слушаюсь, базилевс, — вновь поклонился Фемистокл.— Я сообщу это твое пожелание Сове...
Он не договорил.
Вскочивший с колен Серапион воздел над головой руки и завопил:
— Нет границ милостям нашего обожаемого
