«Тисс» действительно шел в стороне. Если бы он не произвел поворот, суда бы спокойно разошлись.
— Как вам это удалось доказать? — спросил я.
— Вы сами предложили способ. В районе столкновения действительно было еще несколько судов. Я собрал их журналы.
— Аркадий, посмотри на этого человека! Сколько времени вы работали?
— Три месяца.
— И могли ничего не найти. Вы сумасшедший!
— Это моя работа, — сухо сказал Белов, — я нашел все, что искал.
— А что же аккуратный журнал «Тисса»?
— Он был заполнен после аварии. Капитан признал это на суде…
Мы помолчали.
— Кстати, кто такой Рогач? — неожиданно спросил Белов.
— Рогач, или Рагулин, — журналист, который недавно написал статью о «Минине».
Белов поднял бесцветные брови.
— Я думал — это историк, с которым вы теперь работаете. Он собирается писать книгу. Что-то о русских поселениях на Аляске. В плане дальневосточного издательства есть его фамилия и название книги.
Я вскочил.
— Аркадий! — сказал я. — Что же ты молчишь? Ведь это твоя книга. Я помню, как ты писал. У тебя блестящий стиль. Ты не должен это так оставить. Бери еще один отпуск, поезжай на Кунашир. Садись и пиши. Это ты нашел тетрадь, ты раскопал всю историю с «Мининым». Это твоя находка, Аркадий!
— Если этот Рогач приедет на Кунашир, музей не сможет отказать ему в материалах, — сказал Белов. — Действительно, вам надо ехать.
— Я вас не понимаю, — сказал Аркадий. — Почему вы оба так шумите? Разве я говорил, что собираюсь писать книгу?
— Говорил. Здесь, в Ленинграде.
Аркадий усмехнулся..
— Вы опоздали, — мягко сказал он. — Пусть этим занимаются историки. А я буду искать корову Стеллера. Так решило совещание. Разве найти ее — не стоит нескольких лет жизни? Документы собрал, прочел и объяснил Соболевский. Мы вернули ему доброе имя. А слава? Он не искал ее… Я принял решение, не уговаривайте.
— Ненормальный, преступный по отношению к самому себе человек! — сказал я. — Ну как объяснить тебе это? Может, ты передумаешь завтра?
— Завтра у меня на семинаре, — сказал Белов, — маневр последнего момента. К нему прибегают, когда все меры предосторожности для предотвращения аварии приняты.
— Душно! — сказал я. Мне некогда было разгадывать его дурацкие шутки. — Я не могу больше. Идемте, проводите меня.
Мы вышли из дома. Не разговаривая друг с другом, достигли бульвара, что напротив Адмиралтейства. Желтые стены здания, подсвеченные фонарями, пылали. Тусклое небо светило вниз облаками. Облака плыли, качаясь. Они кренились с борта на борт, как дежневские кочи.
По пустынной улице ветер гнал ржавые листья. Листья мчались по асфальту, гремя и подпрыгивая.
Мы миновали начало Невского и вышли на Дворцовую площадь. Коричневая колонна парила в воздухе. Мы подошли к ней.
— Так что же будем делать, друзья? — спросил я.
Аркадий и Белов не ответили.
И в этот момент я помял: книгу должен написать я сам.
Чемоданы стихов были преддверием. Заонежье разбередило старую память, остров в океане сделал невозможным прежнюю жизнь.
— Прости меня, Аркадий, — сказал я. — Ты прав, прости. Ты, конечно, должен искать это вымершее животное. Ведь это прекрасно: найти существо, память о котором уже начала стираться. И вы, Белов, простите за упорство, с которым я сегодня допрашивал вас.
Белов пожал плечами.
В этот осенний ленинградский вечер, полный решительного ветра, я стал летописцем Аркадия и его удивительного друга, маленького инспектора, расследующего морские аварии.
Рассказы
ВЫБРОШЕННЫЙ НА МЕЛЬ КАТЕР «РК-12»
Белов предпринял попытку перевезти во Владивосток из Тюбкендерли, что на восточном берегу Каспия, родителей своей жены.
Не зная, как распорядиться отпуском, и привлеченный возможностью рыбалки, я, оставив на месяц контору и газовые свои плиты, сопровождал его.
Двухмоторный самолет, подрагивая и завывая моторами, нес нас над голубой синевой моря. Белесое небо неподвижно стояло за мутным стеклом иллюминатора.
Тряхнуло. Самолет накренился, тупо обрезанная плоскость его крыла приблизилась к стеклу. Под ней оранжево вспыхнули мели. Белые ниточки волн лениво ползли внизу. Впереди расстилалась серая, лишенная примет земля.
В протоке между двумя песчаными косами чернело остроносое пятнышко.
— Катер? — крикнул я Белову.
Тот кивнул.
— Похоже — сидит на мели.
Мой товарищ приподнялся в кресле и стал всматриваться в картину, прихотливо вырезанную оконным стеклом.
Гул моторов усилился. Летчик подтягивал машину к аэродрому.
Серая с коричневыми разводами земля стремительно приблизилась. Мы перешли на бреющий полет. Машину тряхнуло, сухая белая трава промчалась мимо стекла. Моторы в последний раз взвыли и смолкли.
Отстегнув ремни и вытащив из багажного отделения чемоданы, мы с Беловым направились к двери, по трапу сошли на пыльную, покрытую редким крупным песком взлетную полосу.
Сухой горячий воздух ударил в лицо.
В самолет шумно, с облегчением забирались новые пассажиры.
Мы сошли с полосы и, увязая по щиколотку в песке, направились к домам, крыши которых виднелись за ближайшими барханами.
Там оказался поселок, маленький, в одну улочку, без единого деревца или кустика — горстка домов, прижавшихся к морю, да выброшенные на берег почерневшие остовы рыбацких сейнеров.
Мы шли по поселку, и из раскрытых настежь окон на нас смотрели лица стариков.
— Когда жена была девочкой, тут был большой рыбоколхоз, — сказал Белов. — Потом Каспий начал мелеть, фарватер стал несудоходным. Умирает Тюбкендерли!
— Ваш дом далеко?
— Последний…
