– Я проведу тебя тайными лесными тропами.
– Расправятся в Искоростене. Мал прикажет, и меня не пощадят.
– Он не сможет этого сделать. Ты забыл о славянском гостеприимстве. Явишься к нему безоружным, как гость. И если он тронет тебя, соплеменники растерзают его, и он это прекрасно знает. Гость неприкосновенен. Его защищают и хозяин, и соседи. Тебе нечего опасаться.
– Хорошо. Ты проведешь меня до Искоростеня. Что дальше? За неповиновение Киеву высказалось вече. Как я сумею переубедить народное собрание?
– Сможешь. Потому что настоящего племенного веча не было. Мал пригласил горожан, пришли его сторонники, а из дальних волостей никто не присутствовал. Наскоро поговорили, покричали и разошлись. А народ стал думать, соображать, что к чему. И что же? Прежней вражды к полянам уже нет, а воевать с Киевом из-за пустяков, из-за того, что Мал не поладил с великим князем, никто не хочет. Знают, что теперь не одни поляне пойдут против нас, а вся Русь двинется. Сколько кровушки прольется! А главное – ради чего? Ради прихотей Мала?
– Об этом говорят, или ты так думаешь?
– Говорят открыто. И требуют созыва племенного веча. Древлянское племя бурлит.
– Может, решат одни…
– Может, и решат, а может, и нет. У Мала немало подпевал и хороших говорунов. Народ ведь как? Кто красиво говорит, много обещает, за тем и идут. Нет, тебе на вече надо быть обязательно.
Игорь понимал, что ехать к древлянам, это все равно что лезть в пасть зверю. Но, как видно, другого выхода не было, если он хочет предотвратить братоубийственную бойню.
– Я еду, – сказал он после короткого раздумья.
– Я была уверена! – Елица непритворно обрадовалась. – Встретимся на дороге в Искоростень. А теперь поезжай быстрее, собирайся в дорогу. Да не мешкай, нам дорого каждое мгновение! Иди же, иди! – а сама теснее и теснее прижималась к нему…
О своем отъезде он рассказал только Свенельду. На случай непредвиденных событий приказал действовать решительно и без колебаний, согласно принятым решениям. А сам, покидав в походную сумку кое-что из еды, поскакал из Киева.
Еще издали увидел Елицу. Она стояла на кромке леса, держала под уздцы коня. Сердце его забилось часто и гулко. Он снова рядом с ней! Несколько дней они будут вместе. А что потом? А потом – трава не расти!
Увидев его, она села на коня. Он подъехал, прижался щекой к ее горящей щеке.
– Я совсем заждалась, – шепнула она ему радостно.
– Я так торопился!
На ней было свободное прямое платье с длинными рукавами, поверх него накинуто короткое, богато отделанное корзно, на ногах красовались сапожки из прочной сыромятной кожи, которые обычно надевали в дорогу.
Они не виделись почти десять лет, и она заметно изменилась. Лицо ее утеряло девичью округлость, черты его стали жестче, определеннее, возле губ пролегли складки.
Интересно, подумал он, сильно ли он изменился? Спросил:
– Я крепко постарел?
Она кинула на него короткий взгляд, губы тронула усмешка:
– Возмужал. А стареть тебе еще рано.
Некоторое время ехали молча. Наконец он не удержался и задал вопрос, который сидел у него давно в голове:
– Как жила это время?
Она передернула плечами, будто отгоняла надоедливую муху. Ответила глухо:
– Жила – не тужила. Всяко было. Но хорошего мало.
Как всегда, она была пряма и правдива. А ведь могла и приукрасить, и он бы всему поверил, а не поверивши, не стал допытываться.
– Как сын?
Она тотчас оживилась, повеселела:
– Растет! Отчаянный, целыми днями носится со сверстниками! Бегают с мечами и щитами, играют в войну. А как-то повис рубашкой на ветках дерева. Да так высоко и далеко от ствола, что еле сняли. Я думала, с ума сойду от страха за него…
– А на кого… на кого он похож? – спросил он с придыханием.
Она поджала губы, ответила, даже не повернувшись к нему:
– На тебя. На кого еще?
А, помолчав, добавила:
– Но характер мой. Определенно мой. Напористый, решительный. Хотя иногда проявляется твоя мягковатость.
Встряхнулась, вскинула голову.
– Но молод еще. Все у него впереди.
– Он у тебя… единственный?
– Почему? Я же с мужем живу, – ответила она отчужденно. – Две дочери у нас. Как без детей в семье…
Наступило тягостное молчание. Игорь мучительно ревновал Елицу к Малу, хотя понимал глупость своей ревности.
– Ну что мы обо мне и обо мне! – спохватилась она наконец. – Ты-то как жил эти годы? Как с молодой женой любовался-миловался?
– Да так…
Игорь вспомнил свою семейную жизнь, которую по-настоящему семейной-то и не назовешь, и ему стало муторно на душе. Что он мог ответить? Как несколько лет ждал, когда Ольга подрастет и превратится в девушку, и как, повзрослев, она окончательно стала ему чужой, словно кусок льда, положенный за пазуху.
– Вот ждем первенца, – добавил он с трудом.
– Мальчика, девочку?
– Повитухи обещают мальчика.
– Поздравляю. Наследник великокняжеского престола родится.
И не удержалась, вздохнула. Видно, не раз думала о судьбе своего сына.
– Дети соединяют, – продолжила она через некоторое время. – Семейная жизнь имеет свои законы. Скольких молодых людей родители женят, иногда насильно, против их воли, а потом они живут и любят друг друга. Хорошие семьи получаются…
– Может, это не любовь, а привычка?
– Может, и так…
Он поколебался немного, но все же спросил:
– А как у вас с Малом?
Он думал, что она ответит резкостью, и даже пожалел, что задал такой вопрос. Вопрос был явно неуместным, он понял это после и поэтому ждал ответа, внутренне сжавшись. Но она спокойно ответила:
– Мал меня любил и продолжает любить. А я… Привыкла за десять лет. Много воды утекло за это время, многое пришлось совместно пережить…
Снова долгое молчание. Наконец он задал вопрос:
– Как же ты решилась на поездку в Киев? В пути могли перехватить и выдать Малу, а он не помилует…
Она ответила сразу, видно, не раз думала об этом:
– Что моя жизнь, когда надвигается братоубийство? Ну и, конечно, надеюсь, что все обойдется.
Она не сказала, что сначала подумала о нем, что никогда не забывала про него, что он всегда гнездился в каком-то уголочке ее сердца, тревожа и согревая ее, придавая смысл ее жизни, и была готова на все, чтобы хотя бы еще раз увидеть его.
