сострадании к нам. Мы надеялись: если мы будем сидеть тихо, возможно, услышим от нее еще что–нибудь, увидим, как она вступится за нас перед Богом.
Жизнь победила.
Когда все разошлись, я присел на скамью в пустой церкви, чтобы внести в блокнот краткую запись: «Нам страшно найти нашего Бога
Невыносимая определенность
В разные периоды своей жизни я принадлежал к лагерям мусульман, атеистов и христиан. И в каждом из них я находился в состоянии достаточной определенности. Я верил, что мы — кем бы ни были эти «мы», к которым я себя причислял, — правы. А если мы правы, думал я, значит, остальные заблуждаются. Существовали «свои» и «чужие», и меня утешало сознание принадлежности к «своим».
Даже сейчас, когда мне уже за сорок, я знаю, что мне не выжить без определенности
Но последние несколько лет определенность моего религиозного мировоззрения «свой–чужой» внушает мне сомнения. Этой определенности свойственно разделять мой мир, изолировать меня от «чужих», которые, как считали мои собратья по религии и я сам, не способны наставить меня, благословить меня, поправить меня в вопросах Божьих.
Теперь я ищу более подходящий способ стоять на позициях моей излюбленной религии, иначе беречь сокровища моей веры. Теперь я ищу другую, лучшую определенность.
Чтобы расчистить внутри место, я решил впустить в свою жизнь некоторую
Неопределенность причиняет боль.
Однако именно эта неопределенность спасала мне жизнь. Сомнение увлекало меня вперед. Когда я позволил новым вопросам служить сосудами моей веры, жизнь побеждала. И становилась шире. Я прорастал в глубину, где мог найти свежие, сильные новые течения.
Суфийский поэт XIII века Мевлана Джалаладдин Руми, великий знаток древних писаний, богословия и закона, признается:
Руми сомневается в словах, особенно в словах, касающихся Бога, и вместо этого доверяется жизненному опыту.
Но не потому, что слова лгут, а потому что в сравнении с самой жизнью слова, стремящиеся объяснить жизнь, — снотворное. Наш опыт жизни не может быть выражен простым языком. Наши формулировки поверхностны. Жизнь перетекает через их края.
Если экстатические речи Руми о потере веры в слова, которые силятся определять или отвергать Бога, нашли в вас хотя бы мимолетный отзвук, продолжайте читать, и мы проделаем этот трудный путь вместе. Но если вас тянет остаться на твердой почве, лучше всего поддаться порыву и избавиться от этой книги. Блаженство твердой почвы достается с трудом, и, как мне теперь известно, его слишком легко недооценить.
Для меня определенность моей изолирующей системы убеждений стала невыносима. Долгое время я пытался отрицать ее. Я твердил себе, что обязан свято придерживаться своей веры. Но в конце концов мне пришлось честно признать, что происходит со мной, и лицом к лицу встретиться с моей боязнью неопределенности.
Бог, достойный поклонения
Я взял себе за правило совершать вылазки за пределы христианства. Я предпринимал их, во–первых, для того, чтобы выяснить, есть ли мой Бог за пределами моей религии, вплетен ли Он в канву всей жизни, и, во–вторых, чтобы взглянуть на мою религию со стороны и понять, каким образом моя религия, подобно любой другой, исключает «иных». В этом процессе я принял на вооружение простой вопрос, который помогает мне ориентироваться в пути: достоин ли поклонения Бог, который оказывает предпочтение одному за счет другого?
Именно этот очевидный вопрос парализует традиционный иудаизм, христианство и ислам. С ним мы боролись на протяжении всей истории. Но сегодня иные быстро вторгаются в наше политическое, экономическое, концептуальное, семейное и эмоциональное пространство. Никогда прежде мы не ощущали такой взаимосвязи.
И как никогда прежде, присутствие иных во всей красе, хрупкости, достоинстве и потребностях требует наших ответов. Если Бог создал все человечество, но наделил дарующими жизнь знаниями — обычно называемыми «откровениями» — лишь некую часть человечества, может ли Бог хоть в сколько–нибудь значимом смысле считаться Единым Богом, а не просто неким божеством? Разве такое божество не было бы