Елена Блаватская

скорее протекция и помощь более нравственная, чем материальная. Хотя я имею мало средств к жизни и живу переводами и коммерческой корреспонденцией, но до сей поры отвергала постоянно все предложения, которые могли бы поставить меня хоть косвенно против интересов России. В 1867 г. агент Бейста предлагал мне разные блага за то, что я русская и племянница ненавистного им генерала Фадеева. Это было в Песте, я отвергла и подверглась сильнейшим неприятностям. В тот же год в Букаресте (Бухаресте. — А.С.) генерал Тюр, на службе Италии, но венгерец, тоже уговаривал меня, перед самым примирением Австрии с Венгрией, служить им. Я отказалась. В прошлом году в Константинополе Мустафа-паша, брат хедива египетского, предлагал мне большую сумму денег через секретаря своего Вилькинсона, и даже один раз сам, познакомившись со мной через гувернантку свою француженку, — чтобы я только вернулась в Египет и доставляла бы ему все сведения о проделках и замыслах брата его, вице-короля. Не зная хорошо, как смотрит на это дело Россия, боясь идти заявить об этом генералу Игнатьеву, я отклонила от себя это поручение, хотя могла превосходно выполнить его. В 1853 г., в Баден- Бадене, проигравшись в рулетку, я согласилась на просьбу одного неизвестного мне господина, русского, который следил за мной. Он мне предложил 2 тысячи франков, если я каким-нибудь средством успею добыть два немецких письма (содержание коих осталось мне неизвестным), спрятанных очень хитро поляком графом Квилецким, находящимся на службе прусского короля. Он был военным. Я была без денег, всякий русский имел симпатию мою, я не могла в то время вернуться в Россию и огорчалась этим ужасно. Я согласилась и через три дня с величайшими затруднениями и опасностью добыла эти письма. Тогда этот господин сказал мне, что лучше бы мне вернуться в Россию и что у меня довольно таланту, чтобы быть полезной родине. И что если когда-нибудь я решусь переменить образ жизни и заняться серьезно делом, то мне стоит только обратиться в III отделение и оставить там свой адрес и имя. К сожалению, я тогда не воспользовалась этим предложением.

Все это вместе дает мне право думать, что я способна принести пользу России. Я одна на свете, хотя имею много родственников. Никто не знает, что я пишу это письмо.

Я совершенно независима и чувствую, что это — не простое хвастовство или иллюзия, если скажу, что не боюсь самых трудных и опасных поручений. Жизнь не представляет мне ничего радостного, ни хорошего. В моем характере любовь к борьбе, к интригам, быть может. Я упряма и пойду в огонь и воду для достижения цели. Себе самой я мало принесла пользы, пусть же принесу пользу хоть правительству родины моей. Я — женщина без предрассудков и если вижу пользу какого-нибудь дела, то смотрю только на светлую его сторону. Может быть, узнав об этом письме, родные в слепой гордости прокляли бы меня. Но они не узнают, да мне и все равно. Никогда ничего не делали они для меня. Я должна служить им медиумом домашним так же, как их обществу. Простите меня, Ваше превосходительство, если к деловому письму приплела ненужные домашние дрязги. Но это письмо — исповедь моя. Я не боюсь тайного исследования жизни моей. Что я ни делала дурного, в каких обстоятельствах жизни ни находилась, я всегда была верна России, верна интересам ее. 16 лет я сделала один поступок против закона. Я уехала без пашпорта за границу из Поти в мужском платье. Но я бежала от старого ненавистного мужа, навязанного мне княгиней Воронцовой, а не от России. Но в 1860 г. меня простили, и барон Бруно, лондонский посланник, дал мне пашпорт. Я имела много историй за границей за честь родины, во время Крымской войны я неоднократно имела ссоры, не знаю, как не убили меня, как не посадили в тюрьму. Повторяю, я люблю Россию и готова посвятить ее интересам всю оставшуюся жизнь. Открыв всю истину Вашему превосходительству, покорнейше прошу принять все это к сведению и если понадобится, то испытать меня. Я живу пока в Одессе, у тетки моей, генеральши Витте, на Полицейской улице, дом Гааза, № 36. Имя мое Елена Петровна Блаватская. Если в продолжение месяца я не получу никаких сведений, то уеду во Францию, так как ищу себе место корреспондентки в какой-нибудь торговой конторе. Примите уверения, Ваше превосходительство, в безграничном уважении и полной преданности всегда готовой к услугам Вашим

Елены Блаватской.

На новом берегу

Блаватская познакомилась с американским врачом Лидией Маркетт, которая стажировалась в парижских больницах и посещала лекции на медицинские темы. Лидия Маркетт провела с Еленой Петровной много времени и сохранила о ней память как о человеке, ведущем чрезвычайно замкнутый образ жизни. Блаватская часами либо рисовала, либо что-то писала. Помимо Лидии Маркетт и двоюродного брата она общалась с четой Леймар, людьми весьма авторитетными в оккультных парижских кругах, возглавившими после смерти Аллана Кардека спиритическое движение в Европе. Судя по всему, именно от них Блаватская узнала о спиритическом буме в США.

В июне 1873 года Блаватская купила за 125 долларов билет до Нью-Йорка в каюту первого класса на отплывающий из Гавра пароход и осталась с почти пустым кошельком. Она послала отчаянное послание отцу в Россию с просьбой немедленно выслать ей денег на адрес российского консульства в Нью-Йорке. Петр Алексеевич Ган никогда не отказывал старшей дочери в финансовой помощи, с пониманием входил во все ее нужды и быстро откликался на ее просьбы. На этот раз она не получила ответа. Елена Петровна не могла знать о том, что ее отец находится при смерти.

Лето 1873 года во Франции было жарким. В Гаврском порту, наполненном грохотом и раскаленной пылью, Е. П. Блаватская в широкополой шляпке, в строгом дорожном костюме уже было ступила на пароходный трап, как вдруг ее взгляд упал на бедно одетую, плачущую женщину, прижимающую к себе двух малюток.

«Что случилось, мадам?» — участливо спросила женщину Елена Петровна. Оказалось, что женщине с детьми продали поддельные билеты на тот же пароход. Деньги на билеты выслал из Америки ее муж, который долго их копил. Обманутая женщина не знала, что делать.

Блаватская вошла в ее положение. Она немедленно продала свой билет в каюту первого класса. Ее 125 долларов хватило на покупку четырех самых дешевых билетов. Елене Петровне предстояло провести десять дней кошмара на нижней палубе, перегруженной пассажирами, среди грязи, смрада и корабельных крыс. Однако счастливые лица матери и ее детишек придали ей мужества, она все плавание находилась в приподнятом настроении.

Елена Петровна Блаватская объясняла свой неожиданный отъезд из Франции тем, что так велел поступить ее Хранитель, таинственный индус, «махатма» Мория.

Блаватская ехала в новую страну практически без денег, как и миллионы эмигрантов из Европы. Мятежная русская аристократка, неспокойная натура, она втайне надеялась, что США предоставят ей последний шанс победить, громко заявить о себе. И ее надеждам суждено было сбыться.

Е. П. Блаватская оказалась в Нью-Йорке предположительно 5 июля 1873 года.

Страна испытывала спад производства, в ней насчитывалось 3 миллиона безработных. Положение, в котором вдруг она очутилась, было безвыходным. Одиноким женщинам-переселенкам приходилось в Нью- Йорке намного хуже, чем мужчинам. Их не принимали, например, в приличные гостиницы, требовались сопровождающие лица мужского пола. С женским трудоустройством обстояло еще хуже. Пишущих машинок к тому времени не изобрели, деятельность в сфере бизнеса практически исключалась. Можно было работать школьными учительницами, телеграфистками, гувернантками, продавщицами, швеями, фабричными работницами.

Елена Петровна энергично занялась поиском как места для своего проживания, так и необходимых средств существования. Она поселилась в беднейшем квартале Нью-Йорка, на Медисон-стрит, 222, в новом многоквартирном кооперативном доме, заняла комнату на втором этаже. Это было жилище для порядочных, энергичных женщин со скудными средствами.

Первое время Блаватская зарабатывала себе на жизнь, выделывая искусственные цветы. В этом ремесле она в достаточной мере преуспела еще в Одессе, когда жила там с Агарди Митровичем. В доме на Медисон-стрит у членов жилищного кооператива была комната для общих собраний и доставки почты, в ней-то Елена Петровна и проводила большую часть своего времени. В этой комнате она говорила часами, вспоминая свою жизнь в разных странах, что само по себе было увлекательно и интригующе. Однако более глубокое впечатление оказывало на слушательниц описание прошедшей жизни какого-нибудь человека,