«Как там капитан Блад?» — спросил он.
Книга в моих руках была «Хрониками капитана Блада».
«Так себе», — ответил я и посмотрел вниз.
Надо отметить, что «Хроники», написанные Сабатини на волне успеха «Одиссеи», и в самом деле имеют сомнительную художественную ценность. Впрочем, я не знаю ни одного современного шестнадцатилетнего мальчишки, который открывал бы эту книгу. Сегодня дети не знают даже имени Шекспира, что уж говорить о Сабатини.
Но речь не об этом. Речь о том, что я ответил механически и вниз посмотрел тоже на автомате. А внизу был Фрэнк Элоун. Это был первый раз, когда я его увидел.
«А откуда вы знаете, что я читаю?» — спросил я.
«Дедуктивный метод!» — улыбнулся Фрэнк и пошёл дальше.
Я проводил его взглядом. С этого момента я заинтересовался Элоуном по-настоящему. Я провёл небольшое расследование, расспросил мальчишек и стариков и выяснил всё то, что вам уже рассказал. И про попутку, и про почту, и про затрещины, и про гостиницу.
Больше в тот день я Фрэнка Элоуна не видел. И два последующих дня — тоже. Но я следил за каждым его шагом — через мальчишек, через невинные разговоры с мистером Бренноном и стариками, сидящими на крылечках, через болтовню с молочником. Почему я не хотел оставлять Фрэнка без присмотра? Вы думаете, что меня заинтересовала его реплика насчёт капитана Блада? Нет. Мной двигало совершенно другое чувство — ревность. И если бы не ревность, я бы никогда не узнал того, что знаю сейчас.
Наиболее неприятным было то, что моя ревность оказалась небезосновательной. На следующий день после приезда Фрэнк разболтался с Кэтрин Бреннон, встретив её в холле гостиницы. Это я знаю от самой Кэти. Конечно, она просто обронила что-то вроде «болтала с Фрэнком». Но я почувствовал, что это «болтала» пахнет чем-то более серьёзным. Я для неё был всего лишь уличным пацаном, сохнущим по её глазам и губам. А Фрэнк виделся неким рыцарем, солидным и обеспеченным мужчиной и одновременно искателем приключений. Разве что без своего автомобиля.
Мне пришла в голову мысль, что своим соглядатаем в доме Бреннонов я мог сделать Вирджинию. Она была ко мне неравнодушна, даром что мелкая и некрасивая, и я вертел бы ею как хотел. Доносить новости о постояльце — да пожалуйста. Но для этого нужно было ещё дождаться Вирджинию: похоже, она поехала в Буффало вместе с отцом, и поездка обещала затянуться на пару дней. Кэти была за старшую в доме, а гостиницей заведовал чернокожий портье по имени Джек, верный помощник Бреннона.
Фамилию новоприбывшего я узнал из книги постояльцев. Никто не обращал на меня внимания, когда я болтался в холле, листал журналы на столике для посетителей, рассматривал картинки на стенах. Всё- таки я считался другом Кэти и ездил с ней в одну школу. Она была на год старше, но жёлтый автобус собирал всех детей от Буффало до Каспера независимо от возраста. И мы часто сидели рядом — просто потому что нам было о чём поболтать. О новом телешоу, о какой-нибудь классной песне. Только читать она не любила, и капитан Блад оставался сугубо моим героем.
Уже после того как Кэти упомянула в мимолётном разговоре Фрэнка, я задался мыслью узнать его полное имя. Простое «Фрэнк» меня не устраивало. Я пошёл в гостиницу, улучил момент, когда портье отлучится, и заглянул в книгу. Элоун, прочитал я. Говорящая фамилия.
А через два дня, когда я увидел Фрэнка во второй раз, он целовался с Кэтрин Бреннон на заднем дворе «Отеля Делюкс». Я возненавидел этого выскочку и проклинал его; я не мог спокойно стоять и даже подпрыгнул от злости (это смешно звучит, но я был и в самом деле чертовски зол). Что делать, спрашивал я и признавался себе, что не знаю.
Мы были знакомы с Кэтрин чёрт-те сколько лет, я покупал ей сладости и смешил её, делал для неё домашние задания и сочинил стихотворение, а он только приехал и уже получил больше, чем я за всё время знакомства. Сейчас я, конечно, всё понимаю. Боже мой, дарил конфеты и решал задачки, смешно. Но тогда мои тщетные любовные потуги казались мне очень заметными и красивыми.
Ладно, вернусь к Элоуну. Итак, он целовался с Кэтрин, а я наблюдал за ним через щель в заборе. Я тогда ещё ни разу не целовал девушку и воспринимал поцелуй как что-то такое воздушное и нежное, точно зефир в шоколаде. Мне было странно видеть, как они впиваются друг в друга, как он пытается захватить как можно больший участок её лица, а когда они отрывались друг от друга, я видел, что последними расплетались их языки.
Да, Кэтрин казалась весьма искушённой в этом плане. Правда, вовсе не потому что у неё были отношения с мальчиками. Просто у её отца был видеомагнитофон и большая коллекция порнофильмов. Об этом я тоже узнал гораздо позже — когда мы начали встречаться с Вирджинией, и эта коллекция служила нам учебником любви. Хотя не исключаю, что многому Кэти научил именно Фрэнк Элоун.
В тот день я в сердцах пошёл прочь, кляня судьбу и обещая больше никогда не разговаривать с Кэтрин Бреннон. Конечно, на следующее утро, встретив её на улице, я как ни в чём не бывало поздоровался. При этом я заметил, как она светилась, как была счастлива. Значит, мне не на что надеяться.
Фрэнк Элоун приехал в середине августа, даже ближе к концу месяца. Каникулы подходили к своему логическому завершению; я немного скучал по школе. Я ждал, когда в город снова приедет жёлтый автобус и повезёт нас прочь, и Кэтрин будет сидеть у окна, а я — рядом с ней.
Ещё через день я во второй раз поговорил с Фрэнком Элоуном.
На этот раз он шёл мне навстречу по улице. Никакого Сабатини у меня не было, зато было страстное желание что-либо у Фрэнка узнать. Подростковая ревность всегда такова. Главное — не добиться любви, а мучить своё сердце сознанием того, что твоя любовь принадлежит другому. Романтика страданий.
«Привет!» — сказал он.
Я кивнул. Он явно не собирался со мной заговаривать, просто поздоровался. Но я должен был его задержать.
«А зачем вы приехали, мистер Элоун?» — спросил я.
Честно говоря, такой наглости я от себя не ожидал. Просто мне показалось, что я ничего, совсем ничего не должен этому человеку. И он мне ничего не должен. И он не расскажет моей матери, что я был нагл по отношению к нему. И вообще, человек, который целуется с Кэти, вполне может быть воспринят как ровесник.
Он остановился и улыбнулся.
«У меня есть одно небольшое дело».
Меня подмывало спросить: целоваться с Кэти? Может, переспать с ней?
Но на это я не решился.
«Что же это за дело?» — спросил я.
Он покачал головой.
«Это только моё дело».
Его улыбка поблекла. Не то чтобы пропала, но стала какой-то грустной, отстранённой. Точно дело было неприятное. Странно. Мне казалось, что человек, поцеловавший Кэти, должен быть счастлив.
Чёрт побери, я не знал, как ещё задержать его, какой ещё вопрос задать. Нам было не о чем разговаривать. Нас связывало лишь то, что мы любили одну женщину.
Пока я раздумывал, он сказал: «Ну, я пойду».
И я не нашёл, что ответить.
***
Второго сентября должен был приехать первый школьный автобус из Буффало. Я ожидал этого дня с нетерпением — даже не потому что мне предстояло чаще видеться с Кэти, а потому, что ей предстояло реже видеться с Фрэнком. Меня это утешало.
Что мне оставалось кроме как следить за Фрэнком Элоуном? Ничего. Моими глазами и ушами был сам город. Я видел, как Фрэнк смеётся, беседуя с Миддлвестом, как помогает миссис Пратчетт дотащить пакет с покупками от магазина до дома, как что-то обсуждает с Бренноном. Последний вряд ли догадывался, что его дочь крутила шашни с приезжим, тем более что тот был старше её чуть ли не в два раза. По крайней мере, выглядел на тридцать с лишним.
