Кое-что везли на поезде даже в Дар-эс-Салам.
Земельные участки не только приносили пользу, но и радовали глаз. Это не были строго спланированные сады, которые так нравились Кейт. Эти отличались живостью, которую почти можно было пощупать. Словно каждое растение само выбирало себе место и за это соглашалось буйно цвести и плодоносить.
— Тебе нравятся наши сады? — обратилась Анна к Кейт, будто следила за ходом мыслей своей более молодой спутницы.
Кейт улыбнулась:
— Не вижу коз.
Анна рассмеялась — смех был сильным, громким, опровергающим ее болезненное состояние.
— В настоящий сад коз выпускать нельзя! — Затем она опять посерьезнела, окинула взглядом сады и снова посмотрела на Кейт. — Здесь я была счастлива.
Вскоре носильщики дошли до самой старой части поселения, где хижины были поменьше и попроще. Здесь было больше старух и меньше детей. Теперь Анна искала кого-то, внимательно вглядываясь в окружающих. Губы ее шевелились, словно с них вот-вот могли сорваться еще не дозревшие слова. На ее лице появились признаки зарождающегося беспокойства.
Затем она внезапно дернула головой, ее взгляд остановился на отдаленном уголке недавно вспаханного участка. Посмотрев в ту же сторону, Кейт увидела высокую склоненную фигуру с тяпкой в руках. На этом седом мужчине была свободная рубашка цвета хаки и такие же штаны. Не обращая внимания на гомон приближающейся толпы, он продолжал спокойно работать. Лицо Анны расплылось в улыбке.
— Стенли, — прошептала она его имя.
Прошло долгое мгновение, прежде чем мужчина выпрямился и медленно обернулся.
Стенли, посмотрев на носилки, стал трясти головой, словно заставляя себя проснуться. Затем он бросился к Анне, делая гигантские прыжки, явно позабыв о возрасте.
Он не остановился, пока не очутился возле Анны. Помолчал, восстанавливая дыхание. Прикоснулся к ее руке — нежно, осторожно, словно хотел увериться, что она настоящая.
— Небеса вернули тебя, — наконец сказал он. Голос у него охрип от переполнявших его эмоций.
Анна кивнула; по ее щекам катились слезы. Какое-то время они просто смотрели друг на друга — каждый переводил сияющий взгляд с одной знакомой черточки на другую.
Мужчины осторожно опустили носилки на землю.
Анна указала на Кейт.
— Эта женщина тоже вернулась домой. Она — дочь Сары и Майкла.
Стенли взглянул на Кейт. В наступившей недолгой тишине та почувствовала, что он ощупывает ее, ищет зацепки, которые бы подсказали ему, какой она стала после стольких лет, какую профессию избрала.
— Добро пожаловать в Ква-Мойо, Кейт Керрингтон, — наконец произнес Стенли. И вместо приличествующего случаю большого количества вопросов, он задал лишь один: —
Что у тебя на сердце? Скажи правду…
Эти слова, похоже, проникли в самое сердце Кейт, словно ища там ответ. И когда Кейт заговорила, ее слова вышли из того же источника:
— Все хорошо, брат. — Как только фраза слетела с ее уст, у нее будто гора с плеч свалилась. —
Отвечая, Стенли смотрел на Анну:
— У меня на сердце прекрасно.
Затем он склонился над носилками и нежно взял Анну на руки с легкостью, неожиданной для пожилого человека.
Крепко прижимая ее к себе, касаясь щекой ее лба, он понес ее прочь от толпы в сторону старой хижины, стены которой были сделаны из травяных ковриков.
Кейт смотрела, как они исчезают в ее полутьме. Ей было тревожно стоять, не сходя с места, и глядеть вслед Анне. Все-таки она была ее сиделкой и отвечала за медицинский уход за ней. Но дело было не только в этом: без Анны Кейт чувствовала себя здесь чужой. Ее кожа казалась слишком белой, одежды на ней было слишком много, к тому же эта одежда была слишком чистой. Суахили она почти забыла.
Прошло столько лет…
Волнение в задних рядах собравшихся привлекло ее внимание. Через толпу к ней пробиралась какая-то сгорбленная фигура с опушенной головой и согнутыми в локтях руками.
И тут раздался смех. Довольное хихиканье, которое Кейт сразу узнала, хотя теперь к нему примешивался присвист, исходящий из старой груди, которая всю жизнь дышала дымом костра.
Ордена!
Кейт произнесла это имя одними губами. Люди расступились, давая ей дорогу, и старушка неожиданно возникла прямо перед Кейт. Годы прибавили глубоких морщин на лице Ордены, но, если не учитывать этого, она не изменилась.
Они стояли друг напротив друга — няня-африканка, старая и сгорбленная, и молодая белая женщина, за которой эта няня когда-то присматривала.
— Я знала, что ты вернешься, — сказала Ордена, обвивая Кейт своими руками, своим запахом, своей любовью. — Однажды ты должна была вернуться домой. Ты все же дитя этой земли.
ЭПИЛОГ
Зания растолок кусочек хрупкой камеди и рассеял порошок над миской с горящими углями.
— Он очистит воздух от того, чего вы не видите, — объяснил он.
Через дверной проем на кровать Анны пролился солнечный свет. Ее перенесли сюда, когда она стала слишком слаба и уже не могла перемещаться даже на носилках. Отсюда она могла, лежа на покрывалах, видеть и слышать все, что происходит снаружи, — повседневную жизнь своего народа.
Вдоль одной стены хижины выстроились подарки: венки, резные фигурки, камешки, мешочки с сушеными травами, — все это были символы любви, молитвы, магии. Там же находились некоторые вещи Анны, привезенные из Мельбурна: рядом со старым проигрывателем стоял микроскоп, возле него — потертый чемодан, покрытый наволочкой, которую Сара когда-то вышила для Анны. Еще там был много раз перечитанный роман «Из Африки», оставшийся как без обложки, так и без титульной страницы. На маленьком столике у кровати Анны стояла чаша для причащения, принадлежавшая общине сестры Мерси, и лежал сложенный кусок ткани, на котором были написаны слова средневековой монашки…
Я — дождь, что поднимается из росы,
и от которого трава смеется, радуясь
удовольствиям жизни.
Обитатели Ква-Мойо и жители Лангали приходили и уходили, но несколько человек всегда оставались рядом с Анной. Стенли. Кейт. Зания. Ордена. И женщина по имени Лела, которая обучилась у Эллис искусству исцелять. Она готовила сильные обезболивающие средства, которые Кейт вливала в пересохший рот Анны. Она массировала обездвиженное тело женщины, облегчая боль, в то время как ее ученица распевала исцеляющие песни.
Именно Зания сообщил Стенли, что час смерти Анны близок.
— Скоро она освободится, — сказал он. — Мы должны быть готовы отпустить ее.
Стенли гладил лицо Анны, тихо беседуя с ней. Зания наклонился над женщиной и осторожно снял янтарное ожерелье Мтеми с ее шеи и собственный браслет из слоновой кости с запястья. Как Анна и хотела, он передал их Кейт.
