указала на большую черную змею под кустом: разрубленная пополам, та билась в агонии. Кейт, взглянув на умирающую змею, предпочла не подходить к ней: она знала, что, даже отрубленная, голова какое-то время способна ужалить. Она удивилась тому, что здесь, в Парквилле, появилась змея. Должно быть, та приползла сюда от ручья, приняв одичавший сад за укромный утолок бушленда.
— С вами все хорошо? — снова спросила Кейт.
Ее соседка все еще дышала с трудом и опиралась на ствол дерева. Кейт предположила, что мощная отдача ружья сбила ее с ног и вышибла воздух из легких.
— Да, я уже почти в норме. Я не очень здорова, как видите.
Женщина избегала смотреть Кейт в глаза, словно стесняясь своей слабости. Кейт отметила, что, несмотря на седые волосы, соседка вовсе не стара. Возможно, ей немного за пятьдесят. Точнее определить она не смогла: у женщины было обветренное, неподвластное времени лицо человека, подолгу бывающего на солнце.
Женщина жестом попросила Кейт помочь ей идти. Но прежде чем предложить ей руку, Кейт подняла тяжелое ружье, автоматически проверила, нет ли в стволе патрона, хотя и знала, что из него только что стреляли. В ноздри ей ударил запах оружейной смазки, вызвав воспоминание — картину, вытащенную из прошлого…
Жаркое солнце, сухая трава. Маленькая девочка, делающая медленные, осторожные шаги — бесшумные, как у кошки. Ни одна веточка не хрустнула, ни один лист не зашелестел у нее под ногами. Она не сводит глаз с руки отца. Он дает ей знак: «Остановись!» Размахивает руками, словно безумный. Он что- то увидел. Она замирает, так и не опустив ногу, раскачивается на одной ноге. Он приседает, прицеливается — выстрелы! Тишина и неподвижность внезапно разрушаются. Он улыбается. Она громко смеется. Сегодня у них будет знатный ужин…
Холодное и тяжелое ружье тянуло руку Кейт к земле, пока она подходила к соседке. Внезапная близость смутила ее: седой локон коснулся ее щеки, и она вдохнула слабый запах пота, смешавшийся с мускусным ароматом духов.
Вдвоем они двинулись к задней веранде, где стояло деревянное кресло скваттера. Оно немного выступало из-под навеса и было повернуто к выложенному кирпичами кругу, где несколько полусгоревших поленьев лежали вокруг холмика дымящейся золы.
Кейт уже знала об этом очаге на улице: женщина зажгла здесь первый костер наследующие же день после своего приезда. Когда Кейт заметила дым, то предположила, что новый сосед сжигает сухие ветки. Она заглянула в сад, стараясь не сильно высовываться над забором, и увидела седовласую даму: та сидела у костра и просто смотрела на огонь. Через несколько часов сцена осталась неизменной. А когда опустились сумерки, над костром появились походный котелок и небольшая жаровня, и женщина начала готовить ужин…
— Кому мне позвонить, чтобы попросить приехать? — спросила Кейт, когда они дошли до кресла.
— Нет-нет, со мной все хорошо, — отозвалась соседка. — Я привыкла к одиночеству. — Акцент женщины невозможно было определить: он не был ни австралийским, ни британским, хотя напоминал и тот и другой; но в нем присутствовало и что-то еще.
— Ну что ж… — Кейт оглянулась, размышляя, что следует предпринять. — Может, принести вам попить?
— Спасибо. — Женщина улыбнулась, и в уголках ее глаз появились морщинки.
Кейт внезапно подумала, что соседка, наверное, когда-то была очень красива. Впрочем, остатки красоты еще сохранились: ее волосы, хотя и поседели, оставались густыми и блестящими; у нее были крепкие кости, и поэтому ее лицо старело красиво, естественно. Кейт заметила, что одежда соседки напоминает ту, в которой работают в саду: старые брюки цвета хаки и неглаженая льняная рубашка. «Похоже, она тоже не празднует сегодня Рождество», — подумала Кейт.
— В холодильнике есть свежий лаймовый напиток. — Женщина указала на черный ход. — А на полке в кладовой — два стакана.
Черный ход вывел Кейт прямо в старомодную кухню. У одной стены находилась дровяная печь, а в центре помещения стоял стол из отбеленной сосны. Еще в кухне была раковина и несколько встроенных шкафов — и все. Не было видно ни чашек, ни мисок, ни кастрюль, ни бутылок, ни кувшинов. И никаких признаков продуктов. Даже если учесть, что женщина приехала недавно, кухня все равно поражала пустотой.
Кейт пересекла помещение и открыла холодильник. Он тоже был почти пуст. Там лежали несколько морковок, одно яблоко, пачка масла и стоял белый фарфоровый заварочный чайник. Кейт покачала головой и подумала, что соседка, скорее всего, безумна: стреляет в змей, готовит обед в саду и держит заварочный чайник в холодильнике. Но когда Кейт сняла с него крышку, чтобы посмотреть, что внутри, в нос ей ударил сильный запах лайма. Присмотревшись, она увидела плавающие в напитке большие куски какого-то фрукта с зеленой кожурой. Она покосилась на окно. Женщина все еще была там, где Кейт ее оставила, но не отдыхала: она сидела прямо, словно аршин проглотила, и пристально смотрела на черный ход, ожидая возвращения Кейт.
Кейт налила напиток в стаканы и вынесла их во двор. Соседка попросила ее поставить стаканы на землю у очага, а затем принести с веранды второе кресло. Кейт наконец села и осторожно глотнула напиток. Он оказался холодным и кислым — почти не подслащенным — и очень освежающим. Кейт уловила какой-то непонятный привкус и, смакуя, сделала еще один глоток, пытаясь определить, что добавлено в напиток.
— Базилик, — неожиданно произнесла соседка.
— Ага, — кивнула Кейт.
Они сидели в тишине, потягивали напиток и смотрели, как в воздухе тают завитки дыма. Кейт вдохнула запах затухающего костра и старой золы, нагретой солнцем. Запах показался ей знакомым, но полузабытым, словно принадлежащим другому миру. Костры для барбекю, у которых она сидела каждое лето, после приготовления еды гасили. Такие костры, как этот, — походные костры, домашние очаги — были чем-то иным. Огонь в них поддерживали, чтобы отпугнуть львов ночью и приготовить пищу днем, они жили гораздо дольше. Слои пепла росли, отмечая каждый проходящий день, каждый прием пищи, каждое рождение, каждую смерть…
Где-то вдалеке зазвонили церковные колокола. Взгляды двух женщин встретились — в них читалась одна и та же мысль, невысказанная. Наступило Рождество. А они обе одиноки.
— Меня зовут Джейн.
— Я — Кейт.
И снова тишина, Кейт заметила рыжевато-коричневую козу, привязанную к фруктовому дереву. Коза жевала веточки низкого кустарника, ее толстые губы исследовали их в поисках чего-то нового и нежного.
— Она не даст траве разрастаться, — пояснила Джейн. — Сад немного зарос.
Кейт кивнула и вежливо улыбнулась: соседка сильно преуменьшила серьезность ситуации. Особняк пустовал весь прошлый год, и задний двор совершенно одичал. Кейт смотрела, как коза отрывает листья целыми пучками. «Если так пойдет и дальше, — подумала девушка, — то сад очистится в мгновение ока». Она вспомнила о суете, вызванной появлением козы. Жители улицы немедленно направили жалобы агенту по продаже недвижимости и выяснили, к своему ужасу, что эта женщина вовсе не очередной квартиросъемщик в длинной веренице арендаторов; она — хозяйка дома, вернувшаяся после долгих лет, проведенных за границей. И если она хочет держать в своем саду животное, то это ее право. В скором времени в саду появились куры — их заметили, когда они отдыхали на ветвях деревьев. На рассвете округу оглашал крик петуха. А еще в воздухе постоянно висел запах дыма костра. Жители начали останавливать Кейт на улице и расспрашивать ее о новой соседке. О том, что с момента прибытия женщина фактически живет в саду, иногда даже спит на веранде, Кейт решила им не говорить: она чувствовала, что этого делать не стоит. К тому же ей вовсе не хотелось становиться похожей на досужих кумушек, любительниц посплетничать.
— Сколько вы уже там живете? — спросила Джейн, кивая на домик с террасой.
— О, достаточно долго… — неопределенно протянула Кейт. — То приезжаю, то уезжаю…
