бенберийского убийства, прежде чем я уеду, так как вы в некотором роде к этому причастны. Я должен уехать с последним поездом, но у меня есть свободные полтора часа, а этого времени достаточно, чтобы рассказать все.
— Вы и представить себе не можете, мистер Ашер, как нам хочется вас послушать, — заявил доктор Ингльби. — Эти господа специально для этого приехали из Лондона.
— Мистер Морант сообщил мне об этом, сэр, — ответил сыщик, присаживаясь, и тотчас начал свой рассказ. — Джеймс Фоксборо — и, насколько мне известно, это его настоящее имя, — начинал как клерк лондонского адвоката. Как и многие молодые люди его сословия, он очень любил театр. Каким-то образом он познакомился с мисс Нидией Уиллоби, тогда начинающей актрисой. О ее прошлом мне известно только то, что поведал мне мистер Сомс в этой самой комнате несколько недель тому назад. Да мне и ни к чему знать больше. Итак, они полюбили друг друга и поженились. Джеймс Фоксборо оставил свое место, нарушив условия, и через жену получил небольшой ангажемент на сцене. Но, к несчастью, у него не было таланта. Его жалование было такое же незначительное, как и его роли. Надо отдать Фоксборо справедливость: он не имел ни малейшего желания жить на заработок своей жены и, удостоверившись, что не может доставать себе хлеб на сцене, объявил жене о своем намерении поискать работу в других местах. Они расстались довольно дружелюбно. Может быть, вы спросите, откуда я узнал все это? Я отвечу, что знаю только основные факты, а остальное — мои собственные выводы. Их сумели бы сделать и вы, и любой другой. Джеймсу Фоксборо пришло в голову вернуться к своей бывшей профессии, но надо вспомнить, что он нарушил условия, а это, кажется, служит помехой для дальнейшей карьеры, тем более что он не приобрел прав на звание адвоката; во всяком случае он счел нужным переменить имя и оставить Лондон. Как ему удалось попасть в адвокаты, я не знаю, я потерял его из виду на год или два; когда я разыскал его, он уже практиковал в Лондоне под именем Джона Фосдайка.
— Как! — вскрикнул доктор Ингльби. — Вы хотите сказать, что Джон Фосдайк и Джеймс Фоксборо — один и тот же человек?
— В этом нет ни малейшего сомнения, — ответил Сайлас Ашер.
— Но это невозможно! — возразил Морант. — Конечно, они очень похожи, но чтобы один и тот же человек… смешно!
— Я вам говорил, что это удивительное дело, — возразил сыщик, — и мы потому не могли найти Джеймса Фоксборо, что он похоронен в могиле Джона Фосдайка.
— Но, боже мой, мистер Ашер! — ужаснулся доктор Ингльби. — Получается, что бедная миссис Фосдайк не была его законной женой?
— Несомненно. Во-первых, ее мужа звали не Фосдайк, а во-вторых, он был уже женат прежде. Когда Фоксборо приехал в Бомборо, он был очень беден. Он беспрестанно ездил в Лондон и получал помощь от своей жены. А теперь, доктор Ингльби, я буду очень благодарен вам, если вы дополните мой рассказ об этом человеке…
— Фосдайк, или, вернее, Фоксборо, постепенно приобрел здесь хорошую практику, он был настойчив и совал палец во всякий общественный пирог. Он был красноречив, популярен и умен, имел наклонности к спорту, любил охоту и скачки. Практика его быстро росла, он стал в городе влиятельным человеком и совершил самый удачный шаг в своей жизни — женился на Мэри Кимберли. Благодаря своей жене он получил место городского секретаря. Мне остается только прибавить, что несмотря на хороший доход, он постоянно нуждался в деньгах.
— Да, да! — перебил Сайлас Ашер. — Это было в то время, когда он предпринимал в провинции разные театральные спекуляции, которые оказывались неудачными, и эти-то спекуляции поглотили большую часть приданого Мэри Кимберли. Наконец, он купил и перестроил «Сирингу», и для этого, доктор, присвоил себе шесть тысяч фунтов стерлингов из городского капитала.
— Это невозможно, мистер Ашер! Если не при его жизни, то после смерти это непременно обнаружилось бы.
— Именно так и случилось, — возразил сыщик. — Мистер Тотердель узнал это, хотя и не понял настоящего значения своего открытия. Когда муниципальный совет по настоянию Тотерделя решил употребить на постройку театра сумму, отданную под залог железнодорожных зданий, Фоксборо понял, что его обман неизбежно откроется. Тогда он обратился к Кодемору, к которому и прежде прибегал, так как денег, взятых из городской кассы, оказалось недостаточно для содержания «Сиринги». Ростовщик нашел с помощью портного Стертона необходимую Фоксборо сумму, и если бы не мистер Тотердель, то, я думаю, никто не узнал бы об этой проделке с городскими деньгами. Тотердель выяснил, что эти деньги совсем не отдавались под залог, хотя проценты аккуратно записывались на счет.
— Чрезвычайно странно! — заметил доктор Ингльби. — Не могу понять, почему я никогда об этом не слышал!
— Ничего странного, — возразил сыщик, — мистер Тотердель и сейчас не понимает всей важности этого обстоятельства — где же ему было говорить об этом? Итак, мы дошли до открытия бомборского театра, когда виновник бенберийского убийства впервые появился на сцене. Зачем Кодемор приезжал сюда, я, право, не знаю.
— Боже мой! Вы хотите сказать, что ростовщик убил бедного Фосдайка, то есть Фоксборо? — воскликнул доктор Ингльби.
— Именно! — совершенно спокойно ответил сыщик. — Эти господа, вероятно, слышали о нем, по крайней мере, мистер Морант. Как я говорил, я не могу понять, зачем он приехал на это торжество; знаю только, что тут он впервые узнал, что Джон Фосдайк и Джеймс Фоксборо — одно и то же лицо. Само собой, такой человек, как Кодемор, попытался извлечь выгоду из этого открытия. То, что он написал письмо, заставившее мистера Фосдайка приехать в Бомборо, — я могу доказать. Мистер Морант может опознать его почерк, у меня есть и другие свидетели. Теперь, господа, вообразите, что означало это письмо для умершего. Он, разумеется, узнал почерк, а увидев подпись «Джеймс Фоксборо», понял, что тайна его открыта. Он отправился в Бенбери — узнать, какие условия предложит ему человек, владевший его тайной. Он был хорошо знаком с Кодемором и, без сомнения, приготовился к непомерным требованиям ростовщика. Что попросил Кодемор, мы, верно, никогда не узнаем — ясно только, что Фоксборо на его условия не согласился. Судя по всему, Кодемор не собирался убивать Фоксборо — он хотел лишь получить какую-то выгоду из сложившихся обстоятельств. Теперь, господа, я буду вам очень обязан, если вы сможете сказать мне, чего требовал Кодемор от Фоксборо.
— Мы знаем только, — ответил Филипп Сомс, — что после этого убийства Кодемор выказал большое желание прибрать к рукам «Сирингу». Он сообщил миссис Фоксборо, что подает закладную к взысканию, очевидно, рассчитывая, что она не найдет шести тысяч для уплаты долга.
Сыщик задумался на несколько минут, а потом сказал Сомсу:
— Я не думаю, что это могло быть причиной убийства. Не ссорился ли Кодемор с миссис Фоксборо?
— Миссис Фоксборо находит, что он поступает с ней очень дурно, заявляя о своих правах на «Сирингу», — ответил Морант. — Она не хочет иметь с ним никаких дел, говорит, что если она не найдет денег, то отдаст «Сирингу» Кодемору.
Ни Сомс, ни Морант не подозревали о безумной страсти ростовщика к Нид.
— Нет, — сказал мистер Ашер, — это результат, а не причина убийства. Владея тайной Фоксборо, он мог сделаться компаньоном в «Сиринге» на тех условиях, на каких бы захотел. Ну, господа, эта загадка, вероятно, разрешится только в суде. Пока мы выяснили вот что: Кодемор на открытии бомборского театра узнал, что Джон Фосдайк и Джеймс Фоксборо — одно и то же лицо. Подозревал ли он это прежде, я не знаю, да это и не имеет значения. Воспользовавшись своим открытием, он пригласил Фоксборо отужинать с ним в Бенбери. Мы не знаем, чего он потребовал в обмен на свое молчание, но в гостинице они поссорились. Случайно или намеренно Кодемор убил своего собеседника, потом отнес в смежную комнату, снял с него фрак и положил так, как он и был найден.
— Но не думаете ли вы, — сказал Сомс, — что Фосдайк мог дойти до помешательства, узнав, что его тайна — в руках такого человека, как Кодемор, и наложить на себя руки?
— Это возможно, сэр, но доктор Ингльби скажет вам, что, судя по форме раны, она не могла быть нанесена им самим. Во-вторых, если Кодемор не виновен, почему он не явился рассказать всю историю? Наконец, в-третьих, куда мог подеваться ключ от двери, если она не была заперта снаружи?
