пакетами.
— Это не все, остальные в машине, — задыхаясь, сказала она.
Они объездили весь Порт-оф-Спейн, добрались даже до Чагуанаса. Джо и я отнесли пакеты наверх и выстроили туфли в ряд; мы насчитали восемь пар.
Увидев их, доктор Эммануэль Родригес всплеснул руками:
— О чем ты думала?! — Элен Родригес, побледнев, непонимающе смотрела на него. — Нужно завтра же вернуть туфли в магазины. — Затем, обращаясь ко мне, добавил: — Селия, пожалуйста, положи туфли обратно в коробки и разложи по пакетам, только не перепутай, что из какого магазина.
Его жена, всхлипнув, убежала в спальню и захлопнула за собой дверь.
В другой раз она вернулась из парикмахерской очень сильно накрашенной. В салоне появился новый консультант. Ресницы Элен Родригес отяжелели от черной туши, веки сверкали оттенками серебристо- зеленого и серебристо-голубого, на губах розовела перламутровая помада. Марва сказала, что она выглядит как кинозвезда. Однако когда в полдень появился доктор Эммануэль Родригес, он уселся напротив своей преобразившейся жены и спокойно съел ланч, ничего не заметив.
— Но
— Конечно, мадам, — отвечала Марва. — Разумеется, я вижу.
Со мной он был совсем другим. Наоборот, в последнее время я заметила, что он стал гораздо чаще расспрашивать о моих делах, особенно после того, как я вернулась из Таманы. Впервые за то время, что я здесь работала, я взяла несколько дней отпуска.
— Что там в этой Тамане? — спросил он. — Ты же не собираешься туда переезжать?
— Я езжу туда в гости к тете, — с удивлением ответила я. — И Джозеф Карр-Браун очень хорошо ко мне относится.
— Пожалуйста, не говори с ними обо мне, хорошо? Понимаешь? У нас с Карр-Брауном много общих знакомых.
Кроме того, его, судя по всему, начали раздражать мои частые походы в кино. Мне же, наоборот, начали доставлять удовольствие наши свидания с Вильямом. Еще больше мне нравилось кино; возвратившись домой, я всегда начинала обсуждать фильм, который только что видела.
— Ты ведешь себя так, будто это настоящие люди, будто ты их хорошо знаешь. А это актеры, которым платят за то, чтобы они произносили свои реплики. Ты не можешь погрузиться в фильм и жить в нем!
— Я и не хочу в нем жить. Мне просто нравится смотреть кино.
Доктор Эммануэль Родригес больше не предупреждал меня заранее о своих визитах; он уже не стучал в дверь, а сразу заходил в комнату. Если я в это время чем-нибудь занималась — принимала душ, расчесывала волосы, подметала или раскладывала одежду, — он просто садился на мою кровать и ждал, пока я закончу. Я не задавала вопросов о его жене, полагая, что она уже спит. И когда он был во мне, это тоже было иначе, как будто он торопится и не может насытиться, как человек, который голодал много дней и перед которым наконец поставили тарелку с едой. По утрам он начал раньше вставать и иногда выходил посмотреть, где я. Как в то туманное утро, когда я рвала во дворе тимьян, и мы с Вильямом обсуждали, пойдет ли дождь. Подняв глаза, мы заметили доктора Эммануэля Родригеса, наблюдавшего за нами из своего окна. Вильям помахал ему, но доктор не ответил.
С каждым днем вопросов становилось все больше и больше: не пытался ли Вильям тебя поцеловать? Я сказала, что Вильям — самый воспитанный человек из всех, кого я знаю. Он попробует меня поцеловать, только если я ему разрешу. А если ты разденешься и встанешь перед ним, он хоть будет знать, что делать? Вильям — мужчина, отвечала я, так что, разумеется, он будет знать, что делать! Я старалась обратить все в шутку, но доктор Эммануэль Родригес становился все настойчивее. У Вильяма раньше уже были девушки? Как насчет миссис Шамиэль, одобряет ли она выбор своего сына? Кому принадлежит дом в Лавентиле?
Я отвечала, как могла. Я не понимала, почему он так себя ведет. Я не могла поверить, что мои отношения с Вильямом заставляют доктора Эммануэля Родригеса ревновать.
Помимо этого, случилось еще кое-что. Доктор Эммануэль Родригес узнал, что его брат Джордж на Антигуа тяжело заболел; позвонила Сири и сказала, что если брату станет хуже, то доктору придется приехать. За исключением жены и детей (и матери, с которой он не поддерживал отношений), Джордж был его единственным родственником. А доктор Эммануэль Родригес совершенно не выносил, когда заболевал кто-то из членов семьи — об этом мне рассказала Марва.
— Когда умер Александр, доктор Родригес творил такое, о чем наверняка сейчас горько сожалеет.
— Что именно?
— Неважно. Сейчас это все уже в прошлом. В далеком прошлом.
— Расскажи мне, Мавра.
— Скажем так, он заставил других людей страдать. Очень сильно страдать.
Однажды ночью он вручил мне маленькую черную коробочку. В ней лежали сверкающие серебряные серьги.
— Надеюсь, тебе понравится. Я купил их в «Де Лима».
Я вдела серьги в уши и приподняла волосы, чтобы он смог оценить. Он сказал:
— Потрясающе. Как только я их увидел, сразу понял — они созданы для тебя. Никогда раньше не видел, чтобы ты носила серьги.
Полюбовавшись на себя в зеркале, я сняла серьги, положила в коробочку и спрятала подальше в шкаф. Кто-нибудь обязательно спросит, откуда у меня такая вещь.
— Скажешь Элен, что их прислала тебе тетя с Тобаго.
— Тогда она увидела бы посылку среди почты.
— Ну хорошо, скажи, что тебе их подарил поклонник. Или ты накопила денег и сама себе купила.
— Как я могла скопить столько денег?
— Селия, я хочу, чтобы ты их носила. — Это прозвучало как приказ. — Не нужно говорить, что они настоящие. Сейчас везде продают бижутерию, которую на вид не отличишь от настоящих драгоценностей.
Это было все равно что напрашиваться, чтобы нас разоблачили.
В следующую субботу он настоял, чтобы после обеда я вместе с ним поехала на сахарные плантации, где он должен был заехать в местную больницу. Как выяснилось, Элен Родригес была приглашена в гости. Она должна была взять с собой детей, более того, планировалось, что мероприятие займет весь день. Робинсоны недавно построили плавательный бассейн, поэтому всех попросили захватить купальные костюмы. Даже у Консуэлы были крошечные пляжные бикини. Миссис Скотт предложила заехать за Элен и детьми, а вечером привезти их обратно; таким образом, доктор Эммануэль Родригес получал машину в свое распоряжение.
— Сегодня до конца дня ты можешь быть свободна, — сказала мне Элен Родригес, укладывая в большую корзину пляжные полотенца. — Думаю, Вильям с удовольствием воспользуется случаем, чтобы тебя куда-нибудь сводить.
Нам предстоял довольно долгий путь на юг в сторону Сан-Фернандо. Несмотря на возможность побыть наедине, я опасалась уезжать так далеко от дома. Если сломается машина или произойдет что-то другое, что вынудит нас задержаться, как мы объясним мое присутствие?
— Жизнь слишком коротка, — сказал доктор Эммануэль Родригес, глядя прямо перед собой. — Когда- нибудь ты это поймешь. В юности ты считаешь, что перед тобой вечность. Но такой штуки, как вечность, просто не существует.
Вскоре по обе стороны дороги появились заросли сахарного тростника высотой в человеческий рост. Плантации уже начали выжигать, и мы слышали сладкий запах гари. Где-то вдали виднелись поднимающиеся в небо облака дыма.
