ему лицо и глаза. Рут позвонила в полицию, приехала огромная полицейская машина и — бац! — папку арестовали и увезли в Скарборо.
— Ох, Вера, — прошептала я.
— Одно дело — вытворять такое со взрослой женщиной, но совсем другое — с девочкой. Рут сказала, что никогда, никогда не ожидала от него такого. И тут все сказали, чтобы ноги его больше не было в Черной Скале. Так что когда его выпустили под залог, он тихо сидел дома и пил, пил, пил. Было уже совсем поздно, и мама сказала, чтобы он шел спать. Но он вышел на улицу. Ну, а дальше дети нашли его мертвым на песке, и все вокруг было в крови. Кое-кто говорит, что это Эрл подкараулил его и убил. А может, это те бродяги, что живут на берегу, напали на него. В общем, не знаю.
Я подумала, что для сестер, наверно, это было тяжелым испытанием.
— Ас вами он никогда не пытался проделывать ничего такого?
— Нет, никогда. Он всегда хорошо к нам относился. Старался быть хорошим отцом и все такое. Ну, ты знаешь.
Поднявшись, Вера начала протирать стол. Она не спросила, делал ли Роман что-нибудь со мной. И очень хорошо. Еще будет время сказать тете Тасси, если я решу, что хочу этого. Но пока что я не была уверена, что нужно это делать. Тете Тасси и так досталось. Я всегда представляла, как расскажу ей, просто чтобы она знала, почему я сбежала из Черной Скалы. Но сейчас и это уже казалось неважным. Нужно было думать о других вещах.
Я не предполагала, что у тети Тасси тоже могут быть свои секреты.
— Селия, — позвала она меня из своей комнаты, — не хочешь ли прогуляться со мной на речку? Я там так давно не была.
— Конечно, — удивившись, ответила я, быстро надела тапочки и пригладила волосы.
— Нам надо кое о чем поговорить.
Солнце уже начало садиться, и в золотистом свете уходящего дня все казалось мягче и нежнее; мы шагали медленно и в такт — левая, правая, левая, правая. Я слышала, как шелестит платье тети Тасси, где-то рядом пел кукурузник[33].
Тетя Тасси сказала:
— Знаешь, когда ты была маленькой, то вечно задавала вопросы. Я всегда говорила: и откуда только взялась такая любопытная девчонка? Ты спрашивала: и какая у моей мамы была прическа, и какого цвета были ее глаза. А когда я отвечала — черные, то ты опять выпытывала: а какие
— Может быть, мне казалось, что я так и не получила точного ответа.
— Может быть, и так. Не так-то легко было тебе отвечать.
— Не понимаю почему.
Тетя Тасси как-то странно улыбнулась.
— Давай-ка присядем вон на те камни.
Камни были еще теплыми от солнца. Над водой летала бабочка. Потом я увидела еще одну и еще. Несколько минут мы просидели в молчании. Сквозь прозрачную воду виднелись черные камни. Все было знакомым, словно я никуда и не уезжала.
Тетя Тасси начала:
— Я должна кое-что рассказать тебе, Селия. Это очень нелегко, поэтому, прости, пожалуйста, если я скажу что-то не так.
У меня внутри что-то напряглось.
— Когда ты позвонила, что приезжаешь, я решила, что это знак.
— Знак чего?
— Знак, что ты должна узнать правду.
Тетя Тасси пристально смотрела на меня.
— Что, если я скажу тебе, что тетя Сула — твоя мать?
— Тетя Сула?
— Да, — кивнула она.
Я готова была к тому, что она вот-вот рассмеется над своей шуткой. Но она не смеялась.
— Тетя Сула — моя мать?
И снова она ответила мне: «Да».
Я уставилась на тетю Тасси. Мне казалось, что все это — сон.
— Ты говоришь правду?
— Да, Селия. — Глаза тети Тасси вдруг наполнились слезами.
— Скажи мне еще раз: тетя Сула была моей матерью?
— Тетя Сула была твоей матерью.
Все вокруг вдруг начало кружиться, хорошо, что я сидела, иначе могла бы свалиться в речку, как уже случилось в детстве.
— Почему она мне не сказала?
— Она хотела сказать тебе, когда ты начала приезжать к ней в Таману. Но потом она заболела. И решила, что нет смысла говорить тебе, если она скоро умрет. Ты уже привыкла жить без матери.
— Но я виделась с ней и до того, как она заболела.
— Сула заболела уже очень давно.
Я прижала руки к лицу.
— Селия, она хотела, чтобы ты была счастлива. А если бы ты узнала, это перевернуло бы твою жизнь вверх ногами.
— Но какая разница, тогда или сейчас?
Слезы застилали мне глаза.
— А как же тогда Грейс?
— Да, она умерла. Грейс умерла от туберкулеза наследующий день после того, как ты родилась.
— И поэтому вы говорили, что она — моя мать?
— Сула считала, что так будет правильно.
— Правильно или удобно?
Тетя Тасси покачала головой.
— А как же ты?
Она развела руками:
— Что я могла поделать?
Тетя Тасси смотрела на противоположный берег реки, поросший густой высокой травой. Через некоторое время я заметила, что выражение ее лица изменилось, и поняла, что последует что-то еще.
— Все было очень сложно. Она не могла взять тебя с собой в Таману из-за твоего отца.
— Моего отца?
Тетя Тасси твердо посмотрела мне в глаза.
— Джозефа Карр-Брауна.
И перед моими глазами сразу же возник Джозеф Карр-Браун — широкополая шляпа, длинное лицо, голубые глаза.
Я уставилась на тетю, как на привидение.
Она кивнула.
— Сула любила его. Они любили друг друга.
Я снова увидела, как они сидят вдвоем на веранде, играют в карты, пьют чай.
— Я так и не знаю, сказала она ему о тебе или нет. Конечно, он мог и сам как-нибудь догадаться. — Помолчав, тетя Тасси добавила: — Она очень тебя любила.
Я не могла шевельнуться. Я не могла говорить. Слышно было только журчание воды и шелест ветерка в сухой листве.
— Мне очень жаль, Селия. Я понимаю, как тебе тяжело. Это и не могло быть легко.