Бухенвальдский набат

и гоняться за мною напрасно.
Предо мною — броня,
не ропщи на меня...
Есть немного, плебей, для тебя.
Для тебя, для тебя, для тебя,
остальная безликая масса,
для тебя...    (неоконченное)

1981

* * *

Не горю, а догораю,
не живу, а доживаю.
Остается умереть,
а потом совсем истлеть.

1984

КОШКИНИАНА

* * *

Уже ты прожила полвека,
и ненавидя, и любя.
Да, примечательная веха...
Чем мне порадовать тебя?
Ну чем? Ты заслужила, право,
подарок самый дорогой:
брильянт в невиданной оправе,
огромный слиток золотой.
Но не настолько я богатый,
об этом вовсе не тужу.
И в знаменательную дату
что говорил, то и скажу:
—    Благословен твой день рожденья —
неповторимый и земной,
в моем нелегком восхожденье
ты рядом, ты в пути со мной.
Не назову тебя любимой:
в избитом слове толка нет.
Ты просто мне необходима,
как воздух и как солнца свет.
Под тяжестью житейской горбясь,
согнулся б, может быть, в дугу.
Но предо мной кошачий образ —
не смею гнуться, не могу...
Мы чашу пьем одну с тобою,
так выпьем же ее до дна:
сладка, горька ли, но судьбою
нам предназначена она!
Итак, я тост провозглашау,
кошачий юбилейный тост:
—    Да будет вечно украшау
тебя усау и ушкмау,
клыкмау и пушистый хвост!

                Твау Котпу

1972

Уступая пожеланию издателей сборника стихов Александра Соболева, я немного коснусь той стороны жизни поэта, которая была наглухо закрыта для всех, кроме него и меня. Мне не хотелось приоткрывать дверь в наше с ним святая святых из-за боязни бьггь непонятой. А непонимание в этом случае звучало бы как оскорбление. И решилась заговорить о нашей «терра инкогнита» с одной лишь целью: чтобы стало понятно, как, живя на положении необъявленной персоны нон-грата в своем отечестве, униженный, оскорбленный, гонимый поэт не озлобился, не превратился в мрачного, угрюмого, ненавидящего мир субъекта.

Да, в жизни Александра Соболева было нечто такое, что сводило почти к нулю, нейтрализовывало неблагоприятные воздействия извне. В значительной мере именно благодаря этому до конца дней своих сохранил он жизнелюбие, оптимизм, уверенность в победе над «сонмищем врагов тупых и беспощадно зверских», любовь ко всему живому, к природе, детям, добрым людям.

Где был и что за источник, который питал такие чувства? Этот источник — часть нашего внутреннего мира, в котором скрытно от всех жили две «кошки», точнее — два человека с кошачьей сутью. Известно, кошка — существо независимое, «живет сама по себе и идет куда захочет».

Забавное перевоплощение, своего рода перемещение в мир, непохожий на неприветливый реальный мир человеческих отношений, в мир нежности, чистоты кошачьего изящества, игривости, мягкости, притворног коварства, наивности. В этом мире хорошо чувствовал себя две «кошки», которые ходили на задних лапах по-своему, по-кошачьи, изображали действия людей Конечно, это всегда было очень смешно. Само пребывани в нашем мире не мыслилось без улыбок. Оба мы вошл в милый сказочный мир незаметно для нас, но npи обоюдном согласии, настроенные «на одну волну», npи уникальном, необходимейшем при этом предельного взаимопонимании.

Мы отдыхали в этом мире, но не по «заданию» — давай, мол, отдохнем — переход в него был естественным, ну как если бы шла себе кошка и вдруг легла на травку посибаритничать. И самое важное состояло в том что в минуты ощущения себя в нашем мире неприветливый мир людей сразу, в одно мгновение, словно бы исчезал, улетучивался (так как чувствовать себя одновременно человеком и кошкой невозможно). А с ним все плохое, что он приносил.

В нашем «кошачьем» мире плохому не было места Вот один пример. Как-то раз утром (это было в Озерах) я увидела на рабочем столике Александра Владимировича лист бумаги с двумя строфами. Набросок сделанный так, с ходу, записал беспокоившее ощущение неожиданную мысль.