любимый товарищ прожил как можно дольше…
Он выпустил рукав и механически добавил:
– На благо нашей партии и советского народа.
– Я все понимаю, – академик постарался вложить в свои слова максимум преданности. – Мы с Галазовым, а также другие врачи делаем все возможное, но… Медицина здесь бессильна.
Сергеев сухо кивнул. Надел пальто, меховую шапку пирожком. Прощаясь с Чановым, он заглянул ему в глаза и жестко сказал:
– Чанов, минимум две недели! Головой отвечаешь.
– Сегодня сводку можно не делать, – с иронией сказал академик, когда они с Галазовым вошли в его кабинет. – Все важные персоны уже отметились.
На столе стоял поднос с кофейником и бисквитами, и Чанов разлил кофе по чашкам. Когда он помешивал ложечкой кофе, его пальцы заметно дрожали.
– Брось переживать, Алексеич, – успокаивающе произнес Галазов. – Лучше скажи, что ты думаешь об этих визитерах?
Они уже давно были знакомы друг с другом и могли говорить вполне откровенно.
– Ты прекрасно знаешь, что я о них думаю, – поморщился Чанов. – Относительно визита… Очевидно, фактор времени играет для каждого из них важную роль. Но какое кощунство… Господи, куда мы катимся?
Он задумчиво помешивал ложечкой остывший кофе. Отставил чашку в сторону и внимательно посмотрел на Галазова.
– Кстати, дорогой. Ты как лечащий врач… Как ты думаешь, а когда он отдаст концы? Только честно?
– Честно? – переспросил Галазов. – Если честно, то хрен его знает!
Оба врача многозначительно переглянулись и, не выдержав, громко расхохотались.
Глава третья
Разговор в кабинете Председателя КГБ подходил к концу. Глаза Лычева рассеянно скользили по дубовым панелям кабинета, портретам вождей, зеленому сукну длинного стола. Лычев молчал, пытаясь вспомнить что-то важное, какую-то деталь, упущенную им в разговоре. Он вздохнул и уже в который раз сказал:
– Значит так, Василич… Разрабатываем пока оба варианта. Сугубо секретно и очень тщательно. Проследи, чтобы все было чисто. Сам понимаешь, решается не только наша с тобой судьба.
– Я понимаю, – сухо заметил хозяин кабинета. – План отличается простотой и высокой эффективностью. Главное – суметь правильно воспользоваться результатами.
– Можешь не сомневаться, – в глазах Лычева вспыхнули злые огоньки. – Я сумею ими воспользоваться.
Чернов нахмурился, и Лычев торопливо поправился:
– Я хотел сказать, мы воспользуемся.
– Есть желание узнать подробности?
В голосе председателя КГБ отчетливо прозвучала ирония.
– Нет.
Лычев поерзал в кресле и повторил еще раз, на этот раз более спокойным тоном:
– Нет, дорогой. Я не хочу знать никаких подробностей. Вы профессионалы, вам и карты в руки. Я должен быть уверен в одном – что в нужный момент палец нажмет на курок. С твоей стороны все готово?
– Я сказал, почти готово. Я должен знать, кто будет мишенью.
Чернов сказал эти слова бесстрастным тоном, а его пустые выцветшие глаза смотрели куда-то поверх головы собеседника.
– Ладно, Василич, – вздохнул Лычев. – Давай отбросим дипломатию и поговорим без обиняков. Санкции на проведение акции не будет, даже на первый ее вариант. Политбюро на такое не пойдет. Нас выставят вон и до конца дней упрячут на «заслуженный отдых». А если прознают про существование еще одного плана…
Он покачал головой и добавил:
– Это будет полный… Друзья-коллеги нас не поймут.
– Кто будет мишенью? – повторил свой вопрос Чернов.
– А ты не догадываешься? – взорвался Лычев. – Не строй из себя дурочку! Ты прекрасно знаешь, о ком идет речь! Говори, что ты хочешь?
– Я уже говорил, – мрачно заметил хозяин кабинета.
– И всего-то?
Лычев облегченно вздохнул. Кажется, ему все же удалось склонить на свою сторону этого опасного человека. Лычев занимал высокий пост, но, как и прежде, в душе побаивался грозных органов. Этот страх был вбит в него с детства, и иногда Лычев даже забывал, что именно он, секретарь ЦК, курирует сейчас КГБ и что любого гэбэшника он может при желании раздавить, как клопа. Но Чернов опасный человек и лучше иметь его среди своих союзников.
– Я обещаю, – произнес он искренне. – Ты будешь вторым человеком в государстве. Разве этого мало?
– Сейчас это место занято.
– А мы его освободим, – со смешком заявил Лычев. – По рукам?
Чернов вяло пожал протянутую руку, и они поднялись с кресел.
– Все, Василич, закругляемся. Время еще есть, так что готовьтесь. Дату и цель я сообщу своевременно, а пока что придется ограничить наши контакты. Понадобится помощь, обращайся.
– Есть проблема, – Чернов не скрывал своей обеспокоенности. – На предварительной стадии нам пришлось проделать большой объем работы. В таких случаях всегда трудно избежать мелких просчетов. За один из кончиков сейчас пытается кое-кто уцепиться. Если они потянут…
– Кто? – тяжело посмотрел на него Лычев.
– Министерство обороны. Вернее, ГРУ.
У Лычева подогнулись ноги в коленях, и он опустился в кресло.
– Я же просил… Я требовал, чтобы вы действовали осторожно!
Ему понадобилось время, чтобы прийти в себя. Но большой опыт, приобретенный в аппаратных схватках, помог ему взять себя в руки.
– И насколько это серьезно? Как глубоко они копнули?
Чернов посмотрел на него с легким презрением, появившаяся на лице улыбка обнажила желтые от многолетнего курения зубы.
– Нет, весь клубок им не распутать, но могут возникнуть неприятности. И неприятности эти падут на мою голову. Мне нужно прикрытие.
– Я не хочу ссориться с военными, – задумчиво сказал Лычев. – Они еще не определились, колеблются. Но прикрытие обеспечу, не сомневайся. Твои люди пусть то же пораскинут мозгами, нужно сбить этих ищеек со следа.
Он опять поднялся с кресла.
– С маршалом я сам поговорю. Нечего ГРУ совать нос в наши внутренние дела. Все, я беру решение этой проблемы на себя. И все же, Василич, я очень тебя прошу, соблюдайте осторожность!
Он подошел к портрету Ленина на стене и сказал:
– Промедление – смерти подобно!
Повернулся к председателю КГБ и добавил:
– Все, Чернов, разговор окончен. Работайте спокойно. Я дам сигнал, когда спустить курок.
