только тишина и наши взгляды. Нам всем было слишком больно: им от того, что причинили мне страдания, а мне от того, что так долго не могла их пустить в свою жизнь обратно. Я сделала шаг к ним навстречу, а они должны были смиренно ждать моего решения.
Первой поняла мама. В тот самый миг, когда крепко сжала меня в объятиях, она почувствовала мой маленький, но очень упругий живот. Лина резко отстранилась от меня и долго смотрела мне в глаза, потом на Фэй, потом на папу.
— Марианна…ты беременна?…Но как? Фэй, как такое возможно? Отец, казалось, был сильно смущен. Он боялся смотреть мне в глаза, боялся прикоснуться, но я сама бросилась ему на шею, и он закружил меня как когда-то в детстве:
— Маняша, радость моя, моя любимая девочка… Как же я скучал, как я тосковал по тебе. И я тосковала. Только сейчас я поняла, как сильно мне их обоих не хватало, но нам было нужно это время. Эти месяцы. Нам всем, чтобы прийти друг к другу снова. А потом были расспросы, восторг и снова слезы. Я не знала, что в этот день меня ждал новый удар. Неожиданный и болезненный. Пока что я наслаждалась счастьем, но у меня оно никогда не бывает долгим.
Вечер начался восхитительно. Я была счастлива. Можно даже сказать, очень счастлива. Я сама не верила, что все еще могу ощущать этот восхитительный приток сил. Я вернулась в детство, когда мое общение сводилось лишь к знакам и жестам. Я очень редко разговаривала лет до пяти. И мама, и отец, вспомнили то далекое прошлое, когда понимали меня без слов. Этот вечер был посвящен мне и ребенку. Мы говорили только о нем. Папа растрогался до слез, когда понял, какое имя я выбрала малышу. Мама обсуждала с Фэй роды. И никто из них не заговорил о Нике, а я не решалась спросить. Точнее я боялась, что их ответ снова причинит мне боль. Фэй рассказала нам, что нашла очень много информации о том, кто я на самом деле. Она просто не решалась сказать мне раньше, но сейчас самое подходящее время, когда вся семья в сборе объяснить, почему я смогла забеременеть и что я за существо. Все что она говорила, заставило мое сердце биться чаще, вернуло мне интерес к моему прошлому. Прошлому где Лина еще не нашла одинокую девочку возле дороги. То есть меня. Это удивительно, но у меня были настоящие родители. Их убили демоны. Меня каким-то чудом удалось спасти. Но самое интересное, что моя мама, как и я, оказалась падшим ангелом, и полюбила она вампира. Ушла ради него в мир людей, чего ей не простили демоны, у которых она должна была служить в рабстве вечно, после падения. Мама сбежала. Так что и моя биологическая мать, и я стали носителями нового гена. Гена «рожденных» бессмертных. Демоны не дали ей жить дальше. Никто не желал появления новой расы. Я повторила ее судьбу настолько точно, что даже Фэй была удивлена. Только мама вышла замуж не за члена королевской семьи, никто не мог обеспечить ей безопасность и погибли они вместе. Их сожгли живьем. Как же мне захотелось их вспомнить, ведь даже когда ребенок очень мал, воспоминания все равно отпечатываются в его хрупком сознании и никогда не стираются. Возможно, я даже знаю, кто их убил. Фэй считала, что, как и сейчас, моя немота в детстве наступила вследствие сильнейшего потрясения. Фэй обещала помочь мне вытащить воспоминания детства наружу, но только после родов.
Сейчас я слишком чувствительная и ранимая. Теперь я знала кто я — носитель. Я не относилась ни к одной вышеперечисленной расе и в то же время могла выносить плод любого из них. То есть, я просто уникально подхожу под любые изменения генов. Вот почему я была таким ценным подарком для Берита — я могла зачать. Фактически я: и вампир, и демон, и оборотень, кто угодно, в зависимости от преимущества генов. Только обращения в общепринятом смысле этого слова с такими, как я, не происходит. Мой организм функционирует для любого видоизменения, чтобы выносить бессмертное дитя. Отец испытывал легкий шок и я отлично его понимала. Если вся информация верна, то я ношу удивительного ребенка, которого ожидали веками. Что это сулит мне? Неизвестно. Только отец решил, что теперь я постоянно буду с Фэй и он увеличит нашу охрану. В городе появятся воины и ищейки, которые будут незримо нас охранять. А еще он злился, что мы раньше ничего не сказали, он считал, что мне может угрожать опасность, как и Велесу. Фэй взяла непоседу с собой, и теперь тот мирно сидел на коленях у своего деда. Нет, это слово не подходит. Как когда-то и я не могла назвать Самуила дедушкой. Как мужчина, который выглядит от силы лет на тридцать и так безумно красив, может называться этим родственным титулом? Мне и отцом его сложно назвать. Про маму я вообще молчу. Мы с ней выглядим почти как ровесницы.
Когда отец и Фэй ушли в кабинет разбирать старинные манускрипты, я осталась с мамой. Мы долго смотрели друг на друга, и я чувствовала, что мы обе хотим заговорить и не можем. Я знала, о чем она думает, а она понимала, что я хочу у нее спросить и не могу и тогда она тихо сказала:
— Милая, я знаю, что сейчас не время, что ты наконец-то начала приходить в себя, но ты должна поговорить со мной об этом. Мы не можем делать вид, что ничего не случилось и радоваться прибавлению в семействе. Новость потрясающая, ошеломляющая, но родитель не бывает один. С точки зрения биологии их всегда двое. У Сэми есть отец. Я резко встала и отошла к окну. Мама подошла ко мне сзади и положила руки мне на плечи.
— Больно. Я знаю. Очень больно. Особенно когда ты не в чем не была виновата. Но меня ты не обманешь, милая. Я так хорошо тебя знаю. Ты можешь молчать и делать вид, что ЕГО не существует, но он есть и это его ребенок тоже. Мы обязаны ему сказать. Просто обязаны. Я бросилась за ручкой и бумагой.
— Мама, я знаю, что должны сказать, знаю! — и тут меня прорвало, наверное, мне была нужна именно мама, именно она, для того, чтобы я проняла, что именно чувствую, — он забыл обо мне, после всего, что со мной сделал?! Просто вычеркнул меня из своей жизни?! Где он?! Мама, где он?! Не надо умолять меня о прощении, не надо! Я знаю, что он гордый! Знаю, что не может просить. Просто поинтересоваться, позвонить. Я ведь его жена! Почему, мама? Почему он со мной так? За что? Теперь, когда знает, что я не виновата! Написала и поняла, что именно это сводило меня с ума и нет конца этой одержимости, этой проклятой зависимости и будет он втаптывать в меня в грязь, бить издеваться, изменять я все равно буду ждать когда он придет ко мне. Ждать, как верная собачонка. За это я ненавидела нас обоих. Я не заметила, что снова плачу. Мама не ожидала, такой вспышки отчаянья ее глаза тоже наполнились слезами, она резко привлекла меня к себе и обняла.
— Марианна, ты не должна себя винить за то, что все еще любишь его. Не должна. Не бывает, так как надо. Я понимаю, ты думаешь, будто сейчас хочешь его ненавидеть, забыть, оттолкнуть, но мы обе знаем, что это неправда и плачешь ты не потому что он поднял на тебя руку, а потому что не пришел к тебе.
— Где он, мама? Какая шлюха валяется сегодня в его постели? В нашей постели? Он пришел посмотреть, не сдохла ли я и снова пропал? Я не могу так больше, это невыносимо! Что ты хочешь, чтобы я ему сказала? Вернись ко мне? Я простила и у нас будет ребенок? Не хочу! Я не хочу, чтобы нас связывал Сэми! Я хочу ту любовь, которая была! Я хочу быть счастливой, мама! Счастливой! И если не с ним, то сама! Вот почему я не хотела, чтобы он знал о ребенке! У меня началась истерика.
— Марианна, посмотри на меня, послушай! Но я махала руками, вырывалась, я срочно хотела остаться одна. Меня вывернуло наизнанку, всю душу вывернуло осознание, почему мне так больно. Мама повернула меня лицом к себе, обхватила меня крепко за плечи.
— Ник не изменяет тебе, слышишь! Он не забыл о тебе, не бросил! Милая, ты так хорошо знаешь его. Ты всегда чувствовала его лучше, чем все мы. Он просто не мог к тебе приблизиться. Не смел. Понимаешь? Когда я видела его последний раз, он больше напоминал труп. Я снова вырвалась из ее объятий.
— Тогда где он, черт возьми? Где? Пусть придет, пусть не трусит и посмотрит мне в глаза. Пусть попытается вернуть меня обратно. Я заметила, что на этот вопрос мама мне отвечать не хотела. Она просто отвела глаза в сторону. Теперь уже я ловила ее взгляд. Я чувствовала, как она пытается лихорадочно придумать ответ. Как беспомощно смотрит на дверь, ведущую в кабинет, ожидая, что отец или Фэй выйдут ей на помощь. Словно в ответ на ее немую мольбу появился Влад и за ним Фэй. Они слышали. Я видела по их лицам, что они знают, то, что мне знать не положено. Отец с упреком посмотрел на мать.
— Лина! Я же просил тебя! Мы же говорили об этом всю дорогу! Зачем?! Мама беспомощно развела руками:
— А что я должна молчать? Видеть ее слезы и молчать? Мы должны ей сказать. Хватит играть в эти игры. Хватит лгать и скрывать? У нее будет ребенок, это все меняет. Ник должен об этом знать до того как… Она осеклась, отец не позволил ей договорить, теперь его глаза яростно сверкали, и это не предвещало ничего хорошего. Что сказать? О чем они? Почему я снова чувствовала себя дурочкой? Слабоумной, от которой всегда скрывают правду. Лина достала из сумочки бумаги свернутые вчетверо и протянула
