— Товарищ лейтенант! Там… Там…
Лейтенант распрямился и повернулся к солдату, тревожно посмотрев сначала на него, а потом на мешок.
Елозя задом по земле, Точилин отползал от мешка все дальше и дальше.
— Там человек… Мертвый… И голова отдельно…
30
В кабинете секретаря парткома полка шумно работал кондиционер.
Поташов сидел за своим рабочим столом. Чепига стоял перед секретарем парткома, опустив голову и переминаясь с ноги на ногу.
Поташов, пожевав губами, вздохнул.
— Значит, двое у Фоменко погибли, а третий попал в руки к «духам»?
Чепига, не поднимая головы, тихо ответил:
— Так точно. Они ему сначала отрезали нос и уши. А потом… Отделили от туловища голову… Сложили все это в мешок и бросили на обочине дороги… Полковые саперы обнаружили сегодня утром.
— Кто его опознал, этого… рядового Ойте?
— Замполит роты.
Секретарь парткома поморщился.
— М-м-да… Когда будешь отправлять домой… То, что осталось от этого солдата… В сопроводительных документах напиши, чтобы на месте не вздумали вскрывать гроб, понял? Пусть военком проследит…
Чепига кивнул.
— Есть.
Поташов махнул рукой.
— Иди занимайся.
Чепига снова кивнул, развернулся и направился к выходу из кабинета.
Вспомнив о чем-то, Поташов вскинул голову и бросил ему вслед:
— Да! Вот еще что не забудь!
Чепига остановился и обернулся.
Секретарь парткома улыбнулся.
— Я разговаривал по телефону с Тодоровым… Он хочет поставить начальником штаба третьего батальона Фоменко. Можешь заготовить представление.
31
Фоменко и Чепига стояли и курили недалеко от штаба полка.
Оба были мрачнее тучи.
Фоменко грустно протянул:
— Я когда не увидел Женю у КПП, сразу почуял неладное… Он же встречал меня — каждый раз, когда мы возвращались с войны.
Чепига вздохнул.
— Корытова сразу отправили в окружной госпиталь — в Ташкент.
— Хоть бы все обошлось…
— Будем надеяться… — Спохватившись, Чепига полез рукой в карман куртки и достал из него спичечный коробок с адресом, продиктованным ему Корытовым. Он протянул коробок Фоменко: — Вот, Евгений Иванович просил передать… Адрес его матери.
Капитан взял у него из рук коробок и поднес к глазам.
— Разборчиво написано? — поинтересовался Чепига.
Фоменко кивнул.
— Да. Шатура… Чкалова, три…
Чепига едва заметно улыбнулся.
— Ну, а вас я могу поздравить.
Фоменко поднял голову.
— С чем?
— Тодоров подписал представление. О назначении вас начальником штаба третьего батальона. Я уже отправил представление в Кабул. Думаю, со дня на день командарм подпишет приказ…
32
Полночь давно миновала.
Фоменко сидел в своей комнате на кровати, уставившись в одну точку. Перед ним, на табурете, стояла распечатанная бутылка водки и граненый стакан.
Фоменко налил полный стакан, взял его и поднес к губам. Он поморщился, передернул плечами и поставил стакан обратно на табурет, продолжая сжимать его в своих крепких пальцах.
Он зажмурил глаза и помотал головой из стороны в сторону. Его пальцы сжимали стакан все сильнее и сильнее. Стакан со звоном лопнул…
Фоменко открыл глаза и равнодушно посмотрел на правую руку, сжимающую в кулаке осколки стекла.
Из кулака в лужу водки на табурете стекала струйка крови…
33
Фоменко долго не решался постучать, а когда наконец занес руку, дверь распахнулась сама и перед ним возник пьяный, пахнущий чесноком и дешевым одеколоном лейтенант Маничев.
Упершись в ротного, черные и скользкие, как маслины, глазки Маничева испуганно заморгали. Смущенно крякнув, лейтенант вжал голову в плечи и, стараясь не задеть капитана, осторожно протиснулся между ним и дверным косяком, а затем, готовый совершенно ко всему, ежесекундно оглядываясь и проклиная переставшие слушаться ноги, понес свое обмякшее тело по коридору. С каждым шагом он шел все быстрее и быстрее, а перед самым выходом перешел на бег и со вздохом облегчения нырнул в темноту.
Ротный вошел в комнату.
Аннушка сидела у окна спиной к двери и расчесывала волосы. Заслышав его шаги, она обернулась и смерила Фоменко холодным, равнодушным взглядом.
— Я ждала, что придешь. Вот уже неделю, как вы приехали с «боевых».
— Я слышал, но не мог поверить, — сказал он.
— Придется.
— Я и теперь не могу поверить…
— Почему? — Аннушка хохотнула. — Когда я летела сюда, грузовым самолетом Ташкент — Кабул, пьяный прапорщик, развалившийся на скамейке напротив, ткнул в мою сторону пальцем и сказал: «Еще одна б…дь»? — Она пожала плечами. — Такой хотел видеть меня здесь каждый.
— Не каждый.
