инициативе; каждый свободный германец, обративший внимание на себя своей храбростью, мог составлять около себя кружок лиц, служивших под его начальством и упражнявшихся вместе с ним в военном деле. Этот вывод очень важен: он, с одной стороны, указывает на распадение племенного начала, на появление таких образований, которые стоят в противоречии с племенем по своему принципу, ибо в племени господствует равноправность, а в дружине — подчинение одному лицу; с другой стороны, он объясняет нам возникновение новой военной должности и военной аристократии в первобытном обществе; германец, собравший около себя дружину, этим самым выделялся из среды прочих; он уже есть не просто свободный человек, a princeps — князь, начальство.
Рядом с principes в качеств должностных лиц Тацит поставляет duces и reges, вождей и королей. Dux — это тоже власть, которую германцы на своем языке называли Herzog— герцог, предводитель, избираемый для специальной цели — для какого?нибудь военного предприятия. Выбирается он, по выражению Тацита, a virtute, сообразно доблести, как этого требовала самая цель его выбора, и сохраняет свою власть только в военное время, в течение походов. Этой последней чертой он и отличается от короля, rex. Король у германцев был еще выборной должностью, как и вождь, — с тем, однако, различием, что выбор короля определялся уже не только его личными качествами, а вместе с тем и знатностью рода. «Германцы избирают своих королей, — говорит Тацит, — из среды высшего сословия, а вождей из тех, которые отличаются доблестью». Германская королевская власть, таким образом, представляла собой смешение двух противоположных начал:
Комментариями к этому общему положению вождей и королей у германцев могут служить характеристики отдельных duces и reges в «Анналах» Тацита. Типичным представителем герцога здесь является Арминий, победитель римского войска в Тевтобургском лесу. Арминий был одним из мелких херусских князей; когда же ему дали особые полномочия для ведения войны против римлян, он сразу выдвинулся вперед и приобрел огромную власть, но власть, ограниченную только размерами похода. Арминий не удовольствовался этим; опираясь на славу, на авторитет, приобретенный в столкновениях с Римом, он захотел из герцога сделаться королем, т. е. придать своей власти более постоянный и наследственный характер, и вследствие именно этого пал. Эта история с Арминием любопытна в том отношении, что она дает возможность проследить то, каким образом возникла у германцев королевская власть и вообще как появляются в первобытных обществах короли. Из описания Цезаря мы знаем, что германцы его эпохи соединялись под начальством какого?либо лица только ввиду военных потребностей, в мирное же время общего, одного начальника они не имели, а управлялись представителями родов, старейшинами. Эти временные, военные начальники Цезаря и есть duces — вожди Тацита; чтобы перейти из duces в reges, из вождей в короли, нужно было только придать власти вождя большее постоянство и продолжить ее на мирное время. Этот шаг и сделан был германцами в промежутке, разделяющем эпоху Цезаря от эпохи Тацита, и сделан под влиянием все более усиливавшихся военных потребностей. Чем дольше продолжалась борьба на римской границе и внутри самих племен, тем постояннее становился запрос на единоличное военное командование, и так как иногда борьба не прекращалась целыми десятилетиями, то явилась нужда избирать вождя не на один только поход, а на всю его жизнь; такой вождь, вождь на всю жизнь, сохранял свою власть и в мирное время, т. е. становился уже королем, причем род его, само собой, выделялся из числа прочих родов. Несомненно, что и сами вожди, даже если они были избраны на время, предпринимали попытки к сохранению власти за собой на всю жизнь, и об этом именно говорит нам история Арминия. В этой истории королевская власть хочет возникнуть, так сказать, на наших глазах, под давлением постоянной борьбы с Римом, и не возникает только потому, что Арминий встретил противников в лице князей и был убит. Но что не удалось в одном племени и при одних условиях, удавалось в другом месте, у других племен — и вот таким образом появились короли, reges. — Этот процесс возникновения королевской власти и объясняет нам то, почему не у всех германцев эпохи Тацита мы находим одинаково развитым этот институт; по известию Тацита, у германцев были такие племена, у которых королевская власть находилась еще только в зачатке, но были и такие, где она развилась уже значительно. В последнем отношении заслуживает внимания история маркоманнов и попытка их вождя Марбода; выдвинувшись, подобно Арминию, военными успехами, он реформировал военный строй, завел войска по римскому образцу, сделал их правильными и постоянными, — и этим путем приобрел такую власть над своим племенем, которая подобна была власти римского императора. Здесь мы видим уже стремление к сосредоточению власти и расширению ее полномочий — стремление, которое опять же возникает из военных потребностей и сообразуется с ними. Вот основные черты германского быта, по Тациту.
Если мы теперь сравним описанную Тацитом Германию с состоянием Римской империи тогдашнего времени, то в какую бы область человеческого общежития мы ни направили своего внимания, мы везде найдем полное противоречие, непримиримый контраст. На одной стороне мы видим цивилизованный строй жизни, достигший высшей доступной для него точки развития и начавший уже склоняться к упадку, на другой — полудикие, варварские формы быта, население, только перешедшее к оседлости и земледелию и чуждое всякого понятия о цивилизации, об искусстве, науках и литературе; там — все вполне закончено, пригнано к известному месту и определено нарочитыми предписаниями и узаконениями, здесь — хаотическое брожение начал, как бы расплавленная масса, которая еще не остыла, которая очень гибка и постоянно меняет свою форму; там — развившаяся за счет общества государственная власть тяжелым гнетом лежит на населении, обременяет его поборами, задерживает его успехи и истребляет в нем всякую самодеятельность, здесь — полная, первобытная свобода личности, едва знакомая с элементарными начатками политической организации, отсутствие всякой центральной власти и сдерживающих узаконений; здесь — каждый живет на свой риск и поступает по своему же усмотрению. Очевидно, это два противоположных мира, отличных друг от друга не в отношении только к образованию, но по всему строю понятий и жизни, по самой сущности их характера. Потому?то согласить Рим и германцев оказалось невозможно, несмотря на тысячелетние стремления и усилия. И в наше время народы германского племени резко еще отличаются от племен романского происхождения, т. е. от племен, воспринявших в себя римское влияние.
Эта противоположность мира германского и римского делала неизбежной постоянную и упорную борьбу между ними, но не исключала возможности их взаимного влияния друг на друга. Это влияние состояло в том, что, с одной стороны, германцы, знакомясь с Римом, незаметно проникались более цивилизованными понятиями и усвояли себе порядки, с другой, переходя в Империю целыми племенами, они постепенно варваризовали ее, обращали ее области в то варварское состояние, в каком мы их находим в VII и VIII вв. Таким образом, взаимодействие между германскими и римскими элементами имеет свою историю и распадается на три периода: в первом из них перевес влияния был на стороне Рима; во втором силы обоих противников уравновешиваются; в третьем — варвары окончательно врываются во внутренние пределы Римской империи и становятся ее господами.
В первом периоде влияние Рима на Германию шло различными, но не совсем прочными и систематическими путями. Римляне еще мало знали германцев и мечтали легко покорить их. Поражение Вара в Тевтобургском лесу несколько умерило, охладило эти мечты, но не уничтожило их, и деятельность самого Вара служит лучшим доказательством этих обманчивых надежд и расчетов. Римляне хотели упрочить за собой страну путем военных постов и колонизации, которые и должны были служить проводником римского влияния. Самыми обширными опытами римской колонизации были agri decumantes, представлявшие, по словам Тацита, как бы залив вглубь варварства. Так назывались земли, лежавшие между верховьями Рейна и Дуная и защищенные непрерывной цепью укреплений, откуда римские гарнизоны безопасно могли выступить вперед, вглубь Германии. Подобные же, хотя и менее безопасные поселения были устроены на нижнем Рейне; они носили название limes transraenanis и со времени Адриана были обнесены сплошной стеной из деревянных брусьев и камней. Этими поселениями римское правительство думало закрепить за собой Германию, и действительно, на первый раз это дело казалось возможным: римляне не раз давали германским племенам их князей. Параллельно военным поселениям и с неменьшим успехом содействовала романизации германских племен и торговля. Невзирая на
