Антон сделал, как смог. Время истекало.
Антон влез в скафандр, хотя воздух в помещениях еще был. Он нашел не то склад, не то сортир, крохотный, но подойдет. Перетаскал туда из камбуза канистры с водой и провизию, с запасом, чтоб хватило месяца на четыре. Принес одеяла и матрас из своей каюты и карманный фонарик с вечной батарейкой. И, наконец, занялся тем, что умел лучше всего – системами жизнеобеспечения.
Освещение отказало полностью – придется обойтись без него. Гравитация, слава богу, осталась. Замкнул на отсек цепи подачи воздуха. Загерметизировал помещение. Поставил блокировку на три месяца с невозможностью открытия помещения изнутри, так как знал, что не выдержит и попытается выйти, причем про скафандр может забыть.
И наконец, заперся внутри.
Фонарик сломался через неделю.
***
Я просыпаюсь от грохота. Пол подо мной подпрыгивает, а потом я падаю. Сбиваю телом банки и канистры, натыкаюсь на что-то человекоподобное и холодное и начинаю орать. Мир вращается вокруг меня, его стены бьют меня в спину, в живот, в голову. Мир меркнет.
Открываю глаза. Вокруг – родная, привычная, уютная темнота. Затылок налит свинцом. Прикасаюсь в голове – мокрая. Пальцы липкие. Облизываю – кровь.
Шаги. Я уже слышал шаги. Это за мной идут Верочка и капитан. Теперь-то точно достанут. Да ладно, оно и к лучшему. Хоть не один буду.
Двери моего отсека распахиваются. На пороге – двое людей в скафандрах, из лбов бьют мощные световые лучи. Вою от боли – свет резанул по глазам. В следующий момент задыхаюсь. Значит, все-таки удушье…
Мир меркнет.
На моем лице – кислородная маска. Я лежу на чем-то твердом, и оно катится по ровной поверхности. Открываю глаза – взгляд сначала никак не может сфокусироваться. Потом вижу два луча над собой. Вытягиваю вверх руку: над лицом – прозрачный нанопластик. Не могу понять, где я.
Через время – я совсем теперь не могу его измерять – каталка выезжает в свет. Закрываю глаза руками, очень уж больно опять, решаюсь чуть раздвинуть пальцы. А потом открываю глаза так широко, как только могу, чтобы не упустить, запомнить, впитать в себя то, что вижу.
Глазам по-прежнему больно, но это такая мелочь…
Надо мной – розовое небо.
Incognito
Трояк
Квартира утопала в полутьме. Девичий голос плыл на фоне тягучего, пробирающего до костей с оттяжкой барабанного ритма. Музыка изливалась из колонок стереосистемы, которая будто неведомый инопланетный головоногий опутала комнату, распластав по углам комнаты колонки с саббуферами. Управляющий компьютер светил с голографического экрана немыслимой визуализацией частот, заливавшей комнату голубоватым светом. Ребята кучковались на сдвинутых диванах, которые были придвинуты к невысокому столику, на котором тесно гнездились блюда и бутылки. Все разом, и парни и девчонки, повернули лица к нам, кроме одной парочки, что склонившись друг к другу и почти сплетясь волосами о чем-то куковали в самом дальнему углу комнаты.
– Привет народ! – Задорно сказала Ксана.
– Ксанчик! – Радостно пискнул курносая девица из-за стола.
– Какие люди… – протянул симпатичный блондинистый парень, и развел руки – не то в радостном удивлении, не то в неосуществимой попытке дотянуться обнять Ксану через всю комнату.
– Знакомьтесь, – это Дима, – Ксана элегантно показала на меня рукой, повернувшись ко мне заговорщески подмигнула.
– Привет, – кивнул я обводя их взглядом.
– Ксанкин друг, – наш друг! – Провозгласила пухленькая девица, волосы у которой в короткой прическе вились колечками, как у барашка.
– Садись, Димон. – По-свойски махнул мне рукой коротко стриженный подкачанный парень, и повернулся к компании – ну-ка, двиньтесь ребята.
Ребята двинулись, освободив место для меня и Ксанки, и я приземлился на диван. Ксанка села первая, и пока умещала себя на диван, так вертела задницей, обтянутой короткой тесной юбкой, что любо- дорого глядеть… Я однако, собрав в кулак всю имеющуюся в душе пуританскую строгость, отвел взгляд от места где у Ксаны кончалась спина и начинались ноги, уселся, попал взглядом в вырез кофточки пухленькой напротив, и опять отвел взгляд. На тактических занятиях по бою в здании, я уже понял, что система не только показывает общий план, куда ты смотришь, но и считывает по положению зрачков точное направление фокусировки глаз. Мне ведь потом подробно продемонстрировали, на экране, куда смотрел я, 'нарезая угол', и куда смотрел мой ствол. Инструктор тогда долго нудно песочил за неправильное распределение внимания… Здесь, в данной ситуации, моя задача конечно была другой, и вряд ли будут разбирать куда я пялился, но мало ли… Машка Пенькова, ведь потом заест, и будет не меньше пол года злословить, ехидна. А язык у неё – ой-ой! – лучше под него и не попадать. И особенно конечно если Таня увидит, вот это будет самое-самое ужасное. Таньку я твердо решил пригласить на балу, на танец. А как же это сделать, если выяснится, что я тону взглядом в чужих 'буферах'? Что она тогда обо мне подумает? И вообще, надо собраться. Я же здесь вроде как на задании. Совсем как полковник Исаев в тылу у германских нацистов, или Прохор Шульга засланный в американский 'пентагон'… Так что и вести себя надо как самому настоящему разведчику. Пока я так рассуждал, пухлая наклонилась к столу, и глаза мои снова скользнули ей в вырез. Тьфу! Чтож за глаза у меня такие, самонаводящиеся?.. Так, смотреть только на лица, или ниже на стол, минуя провокационные промежуточные уровни.
Стол был шведским, без персональных тарелок. Я окинул взглядом большие блюда с аппетитными маленькими бутербродами, всякими конопе-конопушками, задержался взглядом на бутылке столичного ситро, и сглотнул… Эх, смел бы я с этого столика сейчас… съесть чего-нибудь у недругов – святое дело! Жаль, что нельзя… Ничего, Дим-Димыч, терпи. Будет и на нашей улице завтрак…
За столом набирал обороты обычный треп. Ребята держались все, в общем, располагающе, без выпендрежа и понтов, и лица у них были вполне обычные. Так по виду и не скажешь, что их уже обработал противник, и они уже не совсем люди. Ну да как говорит наш Шалва – 'судите не по словам, а по делам их'. Шалва христианин, из монофизитов. Я же пока придерживаюсь неопределенных воззрений, хотя в целом, как и многие признаю существования некого Демиурга сотворившего вселенную. По этому поводу мы с Шалвой частенько зацепляемся языками на уроках уважения. В прошлый-то раз я ловко посадил Шалву в лужу, когда спросил, – как это египетский фараон мог догонять на колесницах уводимый Моисеем народ израилев, если перед этим Бог якобы в ходе одной из казней истребил у египтян весь скот, включая лошадей? Кого, мол, в колесницы-то запрягали? Учитель тогда похвалил меня за риторику и логику, и тут же влепил в табель трояк за низкий уровень корректности в диалоге на религиозную тему. С корректностью-то мне, – да, надо еще поработать. Слишком, наверно, язвительно я Шалву спрашивал. А вот сам Шалва тогда наоборот заполучил пятак, за корректное восприятие каверзных вопросов, затрагивающих его веру…
Блондинистый тем временем травил анекдот. 'Высадились как то русский, китаец, и американец на Марс. Только люки у спускаемых модулей открыли, – а тут появляются на них марсиане, навалились, в плен взяли, и говорят…'.
Трави-трави. Старый анекдот. Я его триста раз слышал. Радио свобода. Дедушка говорит, что в его время вместо 'радио свобода' говорили 'боян'. А еще говорит, что этот анекдот и в его время уже травили.
