По случаю.
Задорого.
Под номером 12 выступала молдаванка Екатерина Лупу из деревни Бэлэбэнешь. 19 лет. Яркая, эффектная девушка. С шикарной копной каштановых волос. Черными глазами и ярким ртом, без следов помады. Грудь такая, что лифчиком её только унижать. Притом, что все выпуклости у неё на месте, Катя производит впечатлениё тростиночки, при росте в метр шестьдесят восемь.
Карьера её зеркальна той, что у западной украинки. Сначала торговка на московском рынке, потом проститутка без отрыва от производства, так как все родственники постоянно яблоки привозили на продажу багажниками. Год назад рынок бросила, устроила на свое место подросшую двоюродную сестру. Ей за это тетка ещё в ноги кланялась, благодарила. Дура. Привезла любимую дочку в вертеп и рада, что 'пристроила хорошо'.
- Со мной как в анекдоте, - смеется.
- Девушка с вами можно познакомиться поближе?
- Катя.
- А если ещё и с подружкой?
- Две кати.
Завершала эту чертову дюжину еврейка Роза Шицгал, 18 лет. Коренная москвичка, что характерно. По крайней мере, её семья живет там с двадцатых годов прошлого века. Небольшая, но очень фигуристая. Лицо типично семитское: смуглая, нос чуть вислый с горбинкой, большие черные глазищи с поволокой, узкая талия, большая упругая грудь и красивая попа. У родителей в наличие всё: квартира, машина, дача... Средний класс, короче.
- Это у родителей. А у меня самой 'Астон-мини', юзаный, правда, - заявляет гордо, - И дача советская в шесть соток с садовым домиком от бабушки в наследство досталась.
Папа у неё - профессор в московском ВУЗе. Мама - бывший кинокритик, в настоящее время - правозащитник.
- Это у неё не иначе, как с недоёба, - прокомментировала Роза, - Так, как те мелкие гранты с пиндосского Госдепа трудно считать заработком.
Учится в Московском химтехе, где папа и профессорствует. Но основное занятие эскорт и элитная проституция. А учёба, чтоб диплом был.
- Просто нравится мне это дело. За мой же кайф, мне же ещё и бабки платят, - смеется, а глаза масляные, уже мутнеют.
Глаз она на меня уже положила, как пить дать. Ага, вон уже и белой туфелькой на пальчиках ноги поигрывает. Верный разведпризнак.
- Ладно, садись пока на место, сейчас собрание у нас будет. Пионерский сбор.
Итак, что мы имеем с гуся, кроме пиздюлей от дедушки?
Я в некоем неизвестном месте.
Домой дорога заказана.
И на руках у меня чёртова дюжина баб. Из которых три скромницы и десяток вполне отвязанных особей. Пара-тройка вообще безбашенных.
Из активов - один автобус.
Но прорываться всё равно придется с тем контингентом, который есть, тут, главное, употребить его правильно.
Тут же затрепетала подлая мыслишка: бордель открой элитный. И живи, не тужи. Путаны прокормят. Но я её, тут же, загнал обратно, потому как бордель - это, как правило, ещё и криминал на холке.
А где криминал, там мне не место. Проверено в 'ревущие' девяностые.
Тошнит.
Впрочем, и от роли сутенера тоже тошнит.
Будущее в тумане. Пока об этом мире (если это действительно другой мир), мы ещё ничего конкретного не знаем.
Оглядел я притихших девчат, всё же они все очень красивые.
И это всё теперь мне?
Подсознание тут же выдало древнюю народную частушку.
Даже улыбнуло конкретно. Ощущение петуха в курятнике.
Всё, всё... Отставить слюноотделение, пора уже и собрание открывать.
Решил начать с шутки. Ну, типа обстановку разрядить и девчат подбодрить:
- Сбор нашего пионерского отряда объявляю открытым, - заявил голосом бодрячка-комиссара из нашисткого движения, - Слово для доклада имеет пионервожатый Жора. Прошу занести в протокол: Жора говорит: картина Репина 'Приплыли'.
Шутка юмора не прошла.
Девчонки смотрели на меня предельно внимательно и ждали что-то серьёзного.
Сероглазая татарка с пепельной гривой волос выразила общий вопрос, который читался в глазах каждой:
- Жора, скажи нам правду: мы где?
- Где, где... В Караганде. Когда всем объясняли - уши затыкала? - нахамил в ответ, но неожиданно вспомнил её имя, и, это, как, ни странно, настроило на более конструктивный лад, - Вот ты сама, Альфия, что по этому поводу думаешь?
- Нам думать не положено, когда у нас мужик есть, - съязвила мелкая каштановая шатенка Сажи с глазами цвета спелой маслины.
А вот Альфия промолчала.
Я внимательно посмотрел в глаза чеченке, и вдруг понял, что она не прикалывается, а на самом деле так думает.
- Вот мы и ждем, что наш мужчина решит. Как скажешь, Жора, так и сделаем, - поддержала её еврейка Роза. Что характерно, тоже безо всякого следа ёрничанья.
И вот тут мне реально поплохело. Брать на себя ответственность за чертову дюжину отвязанных баб мне крайне не хотелось. Хотя каждая из них и вызывает во мне разные эротические фантазии, но только по отдельности, а не всем скопом. Да и что я с ними делать буду посреди неведомого дикого мира, если всё действительно тут так, как эта Оксана с ресепшн расписывала.
Они же делать ни черта не умеют, кроме макияжа.
Обуза, одним словом, в любом случае, кроме открытия борделя.
Вот чёрт, что же этот бордель ко мне привязался-то?
- Селянс! - я возмущенно выставил вперед ладонь, - Давайте сразу расставим все точки над 'ё'. Я не ваш мужчина. И тем более не ваш сутенер.
- Был не наш, - поддержала Розу литовка Ингеборге, она по-русски говорила с неуловимым, но очень притягательным акцентом, - Час назад. А теперь, как видишь, всё вокруг кардинально поменялось. И отношения поменялись. Остались только мы и ты. Как единственный наш мужчина. Но я думаю, что мы из-
