голосов выбрали и проч…
— Ну, теперь, господа, поздравляем вас. Эй, парень, давай-ко сюда шампанского! — кричат старые, отслужившие старшины.
Выпили и поехали все к отслужившим старшинам, там выпили и пустились к новым, только что выбранным старшинам, у них тоже попили и, покачиваясь из стороны в сторону, разъехались по домам.
Наутро герои праздника с больными головами поехали принимать присягу на верность и честность службы…
Опять обед торжественный с шампанским, спичами, цветами и проч. и проч.
Через несколько дней новые старшины назначают собрание. Опять Осипов бегает по домам купцов. Собрались купцы.
— Вот теперь, господа, — говорит новый старшина Петр Федорович, понюхивая табачок, — нужно назначить цифру, какую брать с вывозимых ящиков… я насчет добровольной складки говорю…
Публика молчит. Слышатся тайные вздохи.
— То есть, видите ли, оно конечно, как и прежде, и в старые годы водилось, тоже, значит, каждый раз составляли, примерно, заранее подписку, что вот так и так, на текущий расход обязываемся в добровольную складку вносить по такой-то сумме с каждого ящика.
Публика по-прежнему молчит. Петр Федорович еще понюхал и опять начал говорить, — как прежде, в старые годы, как недавно и проч… — Он был большой говорун, только бы слушатели были. Долго он толковал, понюхивая, пока не перебил его Андрей Яковлевич, самый набольший туз в кяхтинской слободе.
— Так что же, значит, акт, гг. старшины, приготовьте, — сказал он. — Я согласен прошлогоднюю цифру платить… Полагаю, что общество не откажется.
Публика все помалкивает.
— Так, значит, так же, как и в прошлом году, — говорит старшина, — акт следовательно приготовить… Господа! Как вы думаете? Вы согласны по старой цифре назначить складку?..
Молчание продолжается.
— Да вы, Петр Федорович, обойдите каждого поочередно и спросите, — говорит Андрей Яковлевич, искоса посматривая на общество.
— Вы согласны? — спрашивает Петр Федорович, подходя к одному из собравшихся.
— Согласен, — шепотом говорит тот, вставая на ноги.
— Вы согласны? — продолжает Петр Федорович, подходя к другому.
— Как будет Господу угодно, — со вздохом говорит другой, ничего не понимая, что кругом делается.
— Вы согласны? — спрашивает старшина далее.
— Как общество, — отделывается другой.
— Да общество согласно, — говорит Петр Федорович, щелкая пальцем по табакерке.
— Куда, значит, люди — туда и мы. Только я первый к акту подписываться ни за что не буду.
— Вы согласны?
— Гм… Гм… Как общество…
Каждый из отвечающих говорит шепотом, а почему — Господь их знает…
VII
Переспросил Петр Федорович всех поочередно и снова сел на стул. Начался спор, кому подписывать бумагу, и никто не решался подписаться первым; снова пришлось старшине ходить и поочередно упрашивать подписаться. Поднялся шум и спор страшный: каждый точно оробел чего-то и уперся.
— Да на что ее, эту складку, делать-то? — закричал вдруг один из купцов.
— На что в самом деле складку, братцы? — подхватили другие.
— Нет, как же, господа. Ведь без сбору тоже нельзя.
— Кто говорит! Без складки оно тоже как же можно — никак нельзя.
— Теперь хоть не служи старшиной, так впору… — говорит Петр Федорович, набивая нос табаком.
— Оно конечно…
— Как же можно?..
— Господи помилуй! — вздыхает белобрысый купчик.
— Нет, позвольте. Вот тоже начальство бывает… никак невозможно.
Шум поднялся большой. Никто никого не слушал и каждый говорил.
— Нет, нет, погодите. Вот теперь бабка… зачем на общественный счет бабка[8] живет? Разве торговля когда родит кого? — кричал старик Макарьев.
— Торговля родит деньгу.
— Хе! хе! хе! Эт-то справедливо!
— Торговля, она тово…
— Это очень хорошо сказано, — обрадовались некоторые, довольные тем, что вопрос о добровольной складке как будто заминается.
— Нет, господа, шутки в сторону, — кричали другие: — вон из Москвы пишут, зачем, говорят, поп на общественные суммы…
— Мало ли чево пишут. Мы не татары, без попа тоже нельзя…
— Как можно без духовного отца!
— Конечно! Не ровно смертный час, вдруг… Оборони Бог…
— Конечно! Священник — это первое дело!..
— Так-то так, да пишут: заводите, говорят, на свои деньги; у нас, говорят, в Москве свои попы есть, для своего обиходу, и потому на свои деньги держим.
— Да не в попе дело… Про музыкантов тоже жалуются.
— Разве теперь, к слову сказать, музыканты большой счет составляют?..
— Мало ли на что не жалуются. Без расходу нельзя, пусть сами едут жить сюда.
— Теперь вот тоже про аптеку пишут: мы, говорят, здоровы, слава Богу, на наши деньги, говорят, в Кяхте аптеку содержат; мы, говорят, за комиссию платим…
— Оно точно. За комиссию мы получаем, а без аптеки тоже невозможно, потому не ровен час…
— Ведь этот немец, говорят, понакопил деньжищев — страсть! А ему еще жалованье платят…
— Чего и говорить, — тут-то он и лупит деньги…
— Народ немецкий…
— Перестаньте, господа! Что это вы как расшумелись… Эй, парень, шампанского! — кричал, бегая по комнате, Петр Федорович и торопливо набивал нос табаком.
— Ну, господа, подписывайте — ведь уж без этого никак нельзя — ведь и в прошлом году так было…
— Эй, господа, в самом деле давай подписывать; что тут толковать, домой пора…
— Кто же начнет-то?
— Ну да все равно, надоело, по домам пора…
— Господи благослови… — говорит белобрысый купчик и выводит на бумаге: «Кяхтинский второй купец», забывая подписать слово: «гильдии».
— Оно точно-с, — говорит он, подписавшись, — наше дело маленькое, как общество решит, так и будет. Мы, по милости Господа и Царицы Небесной, много довольны — вот что-с!
Подписи окончили и все отправились в другую комнату ужинать.
