полетел вниз — по спирали.
«Мое слово и здесь равно делу!» — охнул Кифа.
— Падает! — охнули зеваки.
— Нет, не может быть…
— Он точно — падает!
— Заклинаю вас, демоны воздуха! — еще громче и еще яростнее закричал Кифа, — сделайте, о чем я вас прошу!
И Симон, уже начавший приостанавливать падение, врезался в дощатую башню боком и, ломая перегородки, одну за другой, несколько раз перевернулся, вылетел к ступенькам дворца и рухнул прямо к ногам Кифы и Павла.
Кастрат покачнулся и прикрыл глаза.
«Жив… — колотилось внутри… — я останусь жив…»
— Ну, что там? — полуобернулся Нерон к врачу.
— Расшибся, конечно, однако жив, — кивнул тот, — удивительно, он даже костей не сломал.
— Значит, Кифа выиграл? — задумчиво хмыкнул Нерон. — Или нет? Симон ведь все-таки летал?
Он повернулся к появившемуся на балконе отцу Мартину.
— Что скажете, святой отец? Кто из них победил?
Отец Мартин поджал губы.
— Симон упал. Значит, он не всемогущ. Значит, он не Господь Бог.
— Бог не всегда бывает всемогущим, — не согласился Нерон, — особенно если Бог попал в тело человека. Митра не был всемогущ…
— И его распяли.
— Значит, по-вашему, Симона следует распять? — хмыкнул Нерон, — а Кифу — наградить?
Отец Мартин покачал головой.
— Кифа не одержал верха в споре. Ты же видел, что он читал заклинания. Он злонамеренно помешал Симону выиграть. Он тоже должен быть распят, — как убийца и разбойник.
Император прищурился.
— А вы ведь, святой отец, похоже, имеете свой интерес…
— Кифа знает больше, чем ему следует знать, — криво улыбнулся отец Мартин. — Церкви он больше не нужен.
Нерон покачал головой. Выглядеть беззаконным убийцей он, всем известный как митраист, не желал.
— Нет, святой отец, желания Папы кого-то устранить недостаточно, чтобы я приказал распять невиновного.
И тогда отец Мартин на мгновение ушел в себя и кивнул.
— Кифа виновен во множестве других преступлений. Уже то, что он предал своего духовного учителя…
— Это кого же? — насторожился Нерон.
— Был один грек, — уклончиво ответил отец Мартин, — двадцать восемь лет назад. Все учил, подобно Митре, не делать насилия без нужды… Его камнями забросали.
— И Кифа его предал?
Отец Мартин кивнул.
— Трижды отрекся. Свидетелей полно.
Нерон замер. Тройное отречение везде и всегда означало одно: полный и окончательный отказ. И трижды, словно от Сатаны, отречься от собственного Учителя, это был грех неискупимый.
— Но ведь это не преступление, — вздохнул он. — Подлость — да, трусость — да, мерзость перед Богом — да. Но не преступление.
Отец Мартин кивнул и наклонился к самому уху Нерона.
— Если только не знать, что в тех краях нашего Кифу звали на еврейский манер Каиафой[96], — тихо произнес он.
Император открыл рот, да так и замер.
— Тот самый Каиафа?!
— Да, — распрямился отец Мартин. — В Палестине Кифу называли именно так.
Нерон стиснул зубы.
— Клянусь тем человеческим, что во мне осталось, предавший своего учителя, должен быть наказан!
— И второй — тоже, — ненавязчиво подал голос Мартин, — этот… Павел…. Он из той же кампании.
Кифу вместе с Павлом и Симоном привезли к месту жуткой и позорной казни в одной телеге — спиной к спине, в сопровождении эскорта всадников. Сбросили на землю, быстро уложили грядущего основателя Церкви на Т-образный крест, и тут же подъехал на черном жеребце Нерон.
— Не так, — остановил он солдат, — этого следует прибить вверх ногами.
— За что?! — выдохнул Кифа. — За что мне такой позор?!
— Вспомни, как трижды отрекся от своего учителя, и все поймешь, — отозвался нависающий сверху император. — Вспомнил?
Кифа похолодел и вывернул шею в сторону Павла. Соратника укладывали рядом.
— Это ты им сказал?
Тот мотнул головой, не отрывая исполненного ужаса взгляда от огромных гвоздей в руках палача.
— Так, я вижу, все готово, — произнес закрывающий собой солнце Нерон и повернулся к судье. — Ты какой приговор подготовил? Что там?
Кифа напрягся.
— У нас два уголовных преступления и одно — духовное, — отозвался судья.
— Ну-ка, покажи, — протянул руку Нерон.
Тот подал императору папирусный листок.
— Кастрата Кифу именуемого также Петром, читавшего заклинания, признать виновным в разбойном покушении на жизнь святого человека Симона.
Кифа попытался глотнуть, но горло мгновенно пересохло.
— Правильно, — сосредоточенно пробежал по строчкам глазами Нерон.
— Аскета Савла именуемого также Павлом, — на память продолжил судья, — читавшего заклинания, признать виновным в разбойном…
— Не надо, — поднял руку Нерон. — Он лишь подручный. Да, и день сегодня у евреев святой. Ты ведь еврей? — наклонился он над Павлом.
— Д-да… — выдавил Павел.
— Отрубим ему голову, — решительно кивнул Нерон. — Окажем еврею милость. Дальше…
Кифа снова вывернул шею и завистливо покосился в сторону Павла. Солдаты мигом освободили его соратника, и третий крест сиротливо опустел.
— И одно духовное преступление, — со вздохом продолжил судья. — Святого человека Симона распять за богохульничество и самозванство.
— Что ж… вижу, все так, — нехотя подтвердил Нерон, вернул судье желтый папирусный листок и глянул на Кифу. — Хотя, положа руку на сердце, преступник здесь только один.
— Император… — выдохнул Кифа. — Выслушай меня.
— Слушаю, — сухо отозвался Нерон.
— Иисус не был пророком! — глотнул Кифа. — Я отрекся лишь от самозванца и богопротивного эллина. Ты убиваешь меня ни за что.
Нерон покачал головой.
— Я знаю, что Иисус был обычным человеком, Кифа. Но он был твоим Учителем. А потому ты достоин
