резинка эта не принадлежала какой-нибудь девушке, тоже пострадавшей от него. Денег там было немного, и я решила, что у него должно быть еще где-то припрятано. Кошелька его я не нашла: его не было ни в карманах, откуда я доставала ключи, ни во всех этих шкафах в хижине — впрочем, я никогда не видела у него кошелька. Один из ключей пока не подошел ни к одному из замков, и я надеялась, что это ключ от спрятанного где-то фургона, а кошелек находится в нем.
В деревянном ящике я нашла ружье, пистолет и патроны и уставилась на все это. Я не видела пистолет, которым он угрожал мне в самый первый день, чувствовала только, как он упирается мне в спину, а потом видела его рукоятку, торчавшую у Выродка из-за пояса. По сравнению с ружьем пистолет казался таким маленьким, но мне были ненавистны они оба. Одно убило моего селезня, а с помощью второго меня силой отправили в этот ад. Рука моя автоматически коснулась места на пояснице, куда упиралось тогда дуло. Я закрыла ящик и засунула его за какие-то другие.
Каждый раз, открывая новый ящик, я боялась, что могу найти там тело своего ребенка, аккуратно спрятанное подальше и снабженное надписью «Неудачная проба». Но в последней коробке лежал мой желтый костюм, все мои фотографии и объявления из газет. Я открыла крышку, уловила аромат своих духов и прижала мягкую ткань к лицу. Я примерила жакет поверх платья, и почувствовала какую-то неловкость, как будто надела вещи мертвой девушки. Я оставила костюм в коробке, прихватила только свой снимок, который, думаю, был взят в моем офисе, после чего снова выбралась на солнечный свет.
Единственной не обследованной территорией оставался лес, поэтому, попив холодной воды, я уложила в старый рюкзак, который нашла в подвале, аптечку, протеиновые плитки и термос с водой. Я уже хотела идти, когда заметила фото, лежавшее на кухонной стойке рядом с одеялом моей дочки и одним из ее комбинезончиков. Я добавила все это к своему набору сокровищ в рюкзаке.
Вскоре после того как я вошла в лес справа от хижины, плеск реки и щебетание птиц постепенно стихли, и единственными звуками остались мои шаги, приглушенные мягким ковром хвои, укрывавшей землю. Всю вторую половину дня я провела, преодолевая поваленные деревья, раскапывая землю при малейшем намеке на холмик и постоянно принюхиваясь в поисках запаха тления. При этом я старалась не удаляться от хижины дальше чем на пятнадцать минут ходьбы.
Наконец я обнаружила узкую тропинку на краю поляны, уходившую в лес. Она совсем заросла вереском и папоротником, и ее можно было различить только по старым затертым зарубкам на деревьях. Некоторые из них, высоченные пихты Дугласа, были несколько футов в обхвате, и стволы их поросли укрыты мхом. Так что я, похоже, все-таки находилась на острове Ванкувер.
Я в последний раз оглянулась на поляну и попросила, что если небеса действительно есть, — еще никогда в жизни мне так не хотелось, чтобы это было правдой, — то пусть мой ребенок окажется там вместе с папой и Дэйзи.
Двигаясь по этой колее, я заметила вдали разрыв в линии деревьев, а еще через пять минут вышла из леса на старую гравийную дорогу. Судя по рытвинам и отсутствию следов от шин, ею уже некоторое время никто не пользовался. Через несколько метров насыпь немного снижалась справа.
Направившись туда, я обнаружила начало другой дороги, которая ответвлялась от главной. Выродок должен был прятать фургон где-то неподалеку от хижины, поэтому я решила идти по ней. Дорога эта была неширокой, и, если ехать мимо, ее можно было вообще не заметить. Через время она поворачивала и шла параллельно главной дороге на расстоянии примерно метров в шесть.
Чуть дальше по дороге я наткнулась на маленькую белую косточку, и ноги мои остановились вместе с сердцем. Я обследовала землю вокруг сантиметр за сантиметром и поняла, что эта кость слишком большая для моего ребенка, а через несколько метров чуть не упала, споткнувшись о скелет оленя.
Я шла по дороге, пока она не уперлась в стену из сухого кустарника и веток. За ней поблескивало что-то металлическое. Дрожащими руками я растащила завал. Передо мной была задняя дверца фургона.
При быстром осмотре бардачка я не нашла бумажник, документов на машину и даже карты. Взглянув между сиденьями в полумрак задней части фургона, я заметила свернутую в клубок ткань и схватила ее. Это было серое одеяло. То самое, которое он использовал, когда похищал меня.
Ощущение грубой шерстяной материи под пальцами в сочетании с запахом самого фургона освежили мои воспоминания. Я отшвырнула одеяло, словно обожглась, и развернулась на сиденье. Стараясь не думать, что произошло там, сзади, я сконцентрировалась на том, чтобы повернуть ключ зажигания. Но ничего не произошло.
Я затаила дыхание. «Пожалуйста, заведись, пожалуйста, заведись…» Я снова повернула ключ. Ничего. В душном фургоне тело мое обливалось потом, ноги в местах, где платье задралось, прилипали к обивке сидений. Упершись головой в горячий руль, я сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и заглянула под капот. Там я заметила отсоединенный провод аккумулятора, поставила его на место и снова попробовала запустить двигатель. На этот раз он завелся с пол-оборота, и из радиоприемника загремела музыка кантри. Я так давно не слышала ничего подобного, что расхохоталась. Когда мелодия закончилась, я расслышала слова диджея: «…наступает час без рекламы». Никаких подсказок относительно того, где я нахожусь. А когда я попыталась поймать другую станцию, ручка настройки свободно прокручивалась в любую сторону.
Я включила заднюю скорость, проехала, сминая молодую поросль, по узкой дорожке и выскочила на главную дорогу. Ее давно не ремонтировали, и мне потребовалось какое-то время, чтобы спуститься с гор. Примерно через полчаса под колесами появилась мостовая, а еще через двадцать минут дорога выровнялась.
Наконец я почувствовала знакомый воздух океана с примесью запаха серы с местного целлюлозного завода и въехала в маленький городок. Остановившись под красный свет на перекрестке, я заметила слева от себя кафе. Через открытое окно машины доносился аромат жареного бекона, я вдыхала его с наслаждением и тоской. Выродок никогда не давал мне бекон, говоря, что от него я буду толстой.
Мой рот наполнился слюной, когда я увидела, как какой-то пожилой мужчина, сидевший в кафе у окна, сунул в рот аппетитный кусок мяса, быстро его прожевал и взял еще один. Я хотела бекон, полную тарелку, — ничего больше, только ломтики бекона. Я буду жевать каждый кусочек очень медленно, наслаждаясь его соленым и одновременно немного сладковатым соком. Большой кусок бекона назло тебе, Выродок!
Старик вытер жирные руки об рубашку. Голос Выродка у меня в голове тут же шепнул: «Ты же не хочешь выглядеть по-свински, верно, Энни?»
Я отвела глаза от кафе. На другой стороне улицы находился полицейский участок.
Сеанс девятнадцатый
— Надеюсь, док, что вам уже лучше. Думаю, что не очень подвела вас, отменив прошлый сеанс, особенно если учесть, что простуду вы подхватили, видимо, от меня. Сама я чувствую себя гораздо лучше, причем сразу по нескольким причинам. Начнем с того, что в начале этой недели мне позвонили из полиции и сказали, что они задержали парня, который совершал все эти набеги на дома, и что им действительно оказался подросток.
Вам также приятно будет услышать, что со времени нашей последней с вами встречи я ни разу не спала в шкафу и перестала принимать ванну по ночам. Теперь я могу побрить ноги просто под душем, и мне больше не требуется по два раза мыть волосы и полоскать их кондиционером. Более чем в половине случаев я могу мочиться без всяких глубоких вдохов-выдохов и есть, когда мне этого хочется. Иногда я даже не слышу укоряющего голоса Выродка, когда нарушаю эти его правила.
Единственная вещь, которая продолжает изводить меня, — это та глупая фотография, которая была у Выродка, мой старый снимок. Я не думала о ней с момента возвращения домой, но, после того как рассказала о ней вам, на следующий день во время одного из многочисленных обследований дома в поисках того, что мог украсть этот мерзавец, я случайно наткнулась на нее в маленькой коробке, где держу вещи, которые привезла с собой с гор.
В агентстве по торговле недвижимостью, где я работала, были отгороженные кабинки для
