названиями мысов, бухт, заливов, вообще здесь было все, что только могло понадобиться кораблю, который бы захотел попасть на берега этого острова. Он был около девяти миль в длину и пяти в ширину и походил по форме на толстого дракона. На острове были две прекрасные гавани и гора посередине, обозначенная именем «Подзорной трубы». На карте были различные добавления, внесенные позже. Но больше всего бросались в глаза три крестика, сделанные красными чернилами, — два на севере и один на юго-западе острова, и около последнего мелким, четким почерком, сильно отличавшимся от нетвердой руки капитана, была надпись:
На оборотной стороне той же рукой было написано:
Это было все. Но, несмотря на свою краткость и туманность, как мне показалось, это привело сквайра и доктора Лайвесея в восторг.
— Лайвесей, — сказал сквайр, — вы сейчас же передадите вашу несчастную практику. Завтра я еду в Бристоль. Через три недели, или две недели, или десять дней, у нас будет самый лучший корабль, сэр, и лучшая команда в Англии, Гаукинс отправится в качестве юнги. Вы сделаетесь знаменитым юнгой, Гаукинс! Вы, Лайвесей, будете доктором на судне, а я буду адмиралом. Мы возьмем Редрута, Джойса и Гунтера. При благоприятном ветре мы живо будем подвигаться вперед и без труда отыщем то, что нам надо; тогда у нас будут деньги не только для пропитания, но и для того, чтобы сорить ими, сколько угодно!
— Трелоней, — сказал доктор, — я поеду с вами. Но есть один человек, который внушает мне опасение!
— Кто же это такой? — вскричал сквайр. — Назовите мне эту собаку, сэр!
— Этот человек — вы, — отвечал доктор, — так как вы не умеете держать язык за зубами. Мы не одни знаем об этой бумаге. Те молодцы, которые делали сегодня нападение на постоялый двор, очевидно, отчаянные и нахальные негодяи, а также и те, которые оставались на люгере, все они так или иначе имеют отношение к этим деньгам. Поэтому никто из нас не должен показываться на улице в одиночку, пока мы не будем на море. Джим и я — мы будем держаться вместе, а вы возьмете Джойса и Гунтера, когда отправитесь в Бристоль. И, самое главное, ни один из нас не должен промолвить ни словечка о нашей находке!
— Лайвесей, — сказал сквайр, — вы всегда правы. Я буду нем как могила!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СУДОВОЙ ПОВАР
ГЛАВА VII
Я еду в Бристоль
Прошло больше времени, чем предполагал сквайр, прежде чем могло состояться наше путешествие. Кроме того, план доктора относительно того, чтобы я ехал вместе с ним, не удался: он должен был ехать в Лондон искать себе заместителя, которому бы мог передать свою медицинскую практику. У сквайра было много дела в Бристоле, и я был оставлен в замке на попечение старика Редрута, доезжачего. Я жил настоящим отшельником, только и бредил о море, морских приключениях и загадочных островах, полных таинственной прелести. Целыми часами просиживал я, наклонившись над картой, которую скоро изучил во всех подробностях. Сидя около огня в комнате экономки, я мысленно представлял себе, что подплываю к острову; в моем воображении я исследовал каждый акр его земли, влезал тысячу раз на ту высокую гору, которая называлась «Подзорной трубой», и любовался с ее вершины все новыми, чудесными видами. Иногда на нас нападали дикари, от которых мы должны были отбиваться, или нас преследовали дикие звери. Но, как я увидел после, все эти воображаемые опасности и приключения были пустяками в сравнении с тем, что на самом деле случилось с нами на этом острове.
Так проходила одна неделя за другой, пока в один прекрасный день не пришло письмо, адресованное на имя доктора Лайвесея. Внизу на конверте стояло:
Распечатав конверт, мы прочли (или вернее, я прочел, так как доезжачий умел разбирать только печатные буквы) следующие важные новости:
«Гостиница „Старого Якоря“, Бристоль,
1-го марта 17…
— Редрут, — сказал я, прерывая чтение, — а ведь доктору Лайвесею не понравится то, что сквайр болтает везде об этом кладе!
— А почему бы ему и не болтать? — проворчал доезжачий. — Как знать, кто из них поступает лучше?
После этого замечания я стал читать уже без остановок: