— Это мастер Шельтон, Джон, — ответил перевозчик.
— Стой, Дик Шельтон! — крикнул человек на острове. — Я не сделаю тебе вреда, клянусь Распятием! Стой! Отъезжай, Гуг!
Дик ответил насмешкой.
— Ну, тогда ты пойдешь пешком, — ответил незнакомец и пустил стрелу.
Пораженная стрелой, лошадь забилась от боли и ужаса; лодка опрокинулась, и в одно мгновение сидевшие в ней очутились в реке, борясь с течением.
Когда Дик выплыл на поверхность воды, он был на расстоянии ярда от берега; прежде чем он мог ясно разглядеть что-нибудь, он ухватился за какой-то твердый предмет, который сейчас же потащил его за собою. Это был хлыст, ловко брошенный ему Мэтчемом, повисшим на спустившейся над водой ивой.
— Клянусь мессой! — сказал Дик, когда Мэтчем помог ему выбраться на берег. — Я обязан тебе жизнью. Я плаваю, как ядро. — И он сейчас же направился к острову.
Гуг плыл рядом со своей опрокинутой лодкой и был уже на середине реки; Джон-а-Фенн в гневе на неудачу выстрела кричал, чтобы он поторопился.
— Ну, Джек, побежим, — сказал Шельтон. — Прежде чем Гугу удастся вытащить свою лодку и обоим им привести ее в порядок, мы можем убежать от них.
И, подтверждая слова примером, он побежал, пробираясь между ив, а в болотистых местах перескакивая с кочки на кочку. Ему некогда было рассматривать, куда он бежит; он думал только о том, как убежать подальше от реки, и вложил в бег все силы своей души.
Наконец местность стала выше, что убедило Дика в верности принятого им направления; вскоре товарищи добрались до покрытого травой склона; тут ивы стали перемешиваться с вязами.
Вдруг Мэтчем, который все время тащился вдали, бросился на землю.
— Оставь меня, Дик! — задыхаясь, крикнул он. — Я не могу больше.
Дик обернулся и подошел к лежавшему товарищу.
— Как, Джек… оставить тебя! — сказал он. — Это было бы подло с моей стороны после того, как ты рисковал попасть под выстрел, выкупаться в реке и даже утонуть, чтобы спасти мою жизнь. Да, утонуть, потому что только святым известно, почему я не утащил тебя за собой.
— Ну, — сказал Мэтчем, — я спас бы обоих, потому что умею плавать.
— В самом деле? — спросил Дик, широко раскрывая глаза. Это был единственный из мужских талантов, к которому он был совершенно не способен. В ряду талантов, которыми он восхищался, умение плавать стояло на втором месте после умения убить противника в поединке. — Вот, — сказал он, — хороший урок: не следует презирать ни одного человека. Я обещался охранять тебя до самого Холивуда, а клянусь Распятием, Джек, ты скорее можешь охранять меня.
— Ну, Дик, мы теперь друзья с тобой, — сказал Мэтчем.
— Да мы никогда и не были недругами, — ответил Дик. — Ты в своем роде хороший мальчик, хотя несколько похож на бабу. Я никогда не встречал никого, кто походил бы на тебя. Но, пожалуйста, переведи дух и пойдем дальше. Тут не место для болтовни.
— У меня очень болит нога, — сказал Мэтчем.
— Да, я забыл о твоей ноге, — ответил Дик. — Ну, значит, нам надо идти осторожнее. Хотелось бы мне знать, где мы. Я совершенно потерял тропинку; впрочем, может быть, это и лучше. Если стерегут у перевоза, то, может быть, стерегут и тропинку. Хотелось бы мне, чтобы сэр Даниэль вернулся сюда с сорока людьми; он разметал бы этих негодяев, как ветер рассеивает листья. Ну, Джек, обопрись о мое плечо, бедняга. Нет, ты недостаточно высок для этого. Сколько тебе лет? Готов побиться о заклад, двенадцать?
— Нет, мне шестнадцать, — сказал Мэтчем.
— Ну, ты мал для своих лет, — ответил Дик. — Возьми мою руку. Мы пойдем тихо, не бойся. Я обязан тебе жизнью, Джек, а я умею одинаково хорошо отплачивать за добро, как и за зло.
Они стали подыматься по откосу.
— Рано или поздно мы должны выйти на дорогу, — продолжал Дик, — и тогда двинемся вперед. Клянусь мессой! Какая у тебя слабая рука, Джек! Я бы стыдился, если бы у меня была такая рука. Знаешь, что я скажу тебе? — с внезапным смехом проговорил он. — Клянусь мессой, мне кажется, что Гуг, перевозчик, принял тебя за девушку!
— Нет, не может быть! — вскрикнул Мэтчем, сильно краснея.
— А я готов побиться об заклад, что это так! — настаивал Дик. — Да и нельзя винить его. Ты больше похож на девушку, чем на мужчину. Больше скажу тебе: для мальчика у тебя странный вид, а для девушки, Джек, ты был бы совсем красив, право. Ты был бы хорошенькой девушкой.
— Ну, — сказал Мэтчем, — ведь ты отлично знаешь, что я не девушка.
— Да, знаю, я шучу, — сказал Дик. — Ты будешь настоящим мужчиной, мой храбрый. Смотри, еще какие совершишь подвиги. А знаешь что? Мне было бы ужасно любопытно узнать, кто из нас, Джек, будет первым посвящен в рыцари? «Сэр Ричард Шельтон, рыцарь» — это красиво звучит. Но и «сэр Джон Мэтчем» звучит недурно.
— Пожалуйста, Дик, остановись, дай мне напиться, — сказал его приятель, останавливаясь у светлого ручейка, вытекавшего из холма прямо в песчаное углубление, величиной не более кармана. — И… о, Дик, если бы я мог поесть чего-нибудь! У меня даже сердце болит от голода.
— Да что, ты не поел, что ли, в Кеттлее, дурачок? — спросил Дик.
— Я дал обет. Я был введен в грех, — пробормотал Мэтчем, — но теперь я с радостью поел бы сухого хлеба.
— Так садись и ешь, — сказал Дик, — покуда я пойду разыскивать дорогу.
Он вынул из-за пояса сумку, в которой был хлеб и куски копченой свиной грудинки. Мэтчем с жадностью набросился на еду, а Дик пошел в чащу деревьев.
Немного дальше была лощинка, где ручеек пробивался среди сухих листьев; еще дальше деревья становились выше и стояли на большем расстоянии друг от друга; ива и вяз стали заменяться дубом и буком. Беспрерывный шелест листьев деревьев, колеблемых ветром, заглушал звуки его шагов; эти звуки представляли для слуха то же, что безлунная ночь для глаза, но Дик все же шел чрезвычайно осторожно, прокрадываясь от одного толстого дерева к другому и зорко оглядываясь по сторонам. Внезапно в зарослях перед ним промелькнула лань, словно тень. Он остановился в гневе на несчастную случайность. Эта часть леса была, наверно, пустынна, но теперь, когда бедная лань побежала, она являлась как бы вестником, посланным им, чтобы предупредить об опасности, и вместо того, чтобы идти дальше, Дик вернулся к ближайшему высокому дереву и стал быстро взбираться на него.
Счастье улыбнулось ему. Дуб, на который он влез, был одним из самых высоких в этой части леса и возвышался над своими соседями на шесть футов с половиной.
Когда Дик добрался до самого высокого разветвления и повис там, раскачиваясь с головокружительной быстротой на сильном ветру, он увидел за собой всю болотистую равнину вплоть до Кеттлея, и Тилль, извивавшийся среди лесистых островков, а впереди белую линию большой дороги, проходившую по лесу. Лодка была поднята — теперь она была на половине пути к перевозу. Но за этим исключением не было ни признака присутствия человека, не слышно ничего, кроме шума ветра. Он только собрался спуститься с дерева, как, бросив взгляд, увидел ряд точек посреди болота. Очевидно, какой-то маленький отряд переходил плотину быстрым шагом; это несколько встревожило Дика; он быстро спустился и вернулся к своему товарищу.
ГЛАВА IV
Лесные удальцы
Между тем Мэтчем отдохнул и ожил. Приятели, встревоженные тем, что видел Дик, поспешно прошли остальную часть леса, беспрепятственно перешли через дорогу и начали подыматься на возвышенность, на которой был расположен Тонсталльский лес. Везде попадались рощи, между которыми виднелись места, поросшие вереском, дроком, песчаные и покрытые старыми тисами. Почва становилась все более неровной;
