Прокаженный смотрел или слушал; как бы то ни било, он простоял несколько секунд на одном месте. Потом он пошел дальше, но снова остановился, повернулся и как будто взглянул на мальчиков. Даже Дик смертельно побледнел и закрыл глаза, точно мог заразиться от одного взгляда прокаженного. Но вскоре зазвучал колокольчик, и на этот раз прокаженный без малейшего колебания прошел остальную часть маленькой прогалины и исчез под сенью леса.
— Он видел нас, — сказал Мэтчем, — я готов поклясться в этом!
— Вздор! — возразил Дик, который несколько оправился от страха. — Он только слышал нас. Он сам боялся, бедняк! Будь ты слеп и ходи постоянно во мраке, ты сам испугался бы, если бы хрустнула ветвь, или зачирикала птица.
— Дик, добрый Дик, он видел нас, — повторил Мэтчем. — Когда человек прислушивается, он поступает не так, как этот, а совсем иначе. Он видел, а не слышал. У него злые намерения. Вот послушай, ведь колокольчик не звонит больше.
Действительно, то была правда. Колокольчик не звонил больше.
— Да, мне не нравится это, — сказал Дик. — Да, — крикнул он, — мне очень не нравится это. Что бы это могло значить? Идем скорее!
— Он пошел к востоку, — прибавил Мэтчем. — Добрый Дик, пойдем прямо на запад. Я вздохну свободно только тогда, когда повернусь спиной к этому прокаженному.
— Ты слишком труслив, Джек, — возразил Дик. — Мы пойдем прямо в Холивуд, т. е. по крайней мере настолько, насколько я могу вести тебя, и, значит, на север.
Они поднялись, прошли по камням через реку и начали взбираться на противоположный берег, который подымался более круто к опушке леса. Местность стала очень неровной: поминутно встречались то бугорки, то впадины; деревья стояли то отдельно, то группами. Становилось трудно выбирать дорогу, и мальчики шли несколько наугад. К тому же они устали от вчерашних усилий и недостатка пищи и тяжело тащили ноги по песку.
Взойдя на холмик, они вдруг увидели прокаженного, который переходил дорогу по впадине в нескольких стах футов впереди них. Колокольчик безмолвствовал, палка более не стучала по земле; он шел быстрой, уверенной походкой зрячего человека. В следующее мгновение он исчез в маленькой роще.
При первом взгляде на прокаженного мальчики спрятались за кустиком дрока и продолжали лежать там, пораженные ужасом.
— Наверно, он преследует нас, — сказал Дик, — наверно. Ты видел, он придерживал рукой язычок у колокольчика, чтобы он не звонил? Ну, да помогут нам все святые и да научат нас! У меня нет сил бороться с заразой!
— Что он делает? — проговорил Мэтчем. — Что нужно ему? Кто слышал, чтобы прокаженный стал преследовать несчастных лишь по злобе? Ведь колокольчик у него именно для того, чтобы люди могли избегать его? Дик, тут скрывается что-то более серьезное.
— Мне все равно, — со стоном сказал Дик, — сила моя пропала; ноги — словно вода. Да помогут мне святые!
— Неужели ты будешь лежать тут? — крикнул Мэтчем. — Пойдем назад на открытое место. Там нам удобнее; он не может подкрасться неожиданно.
— Я не могу, — сказал Дик, — мое время пришло; он может случайно пройти мимо.
— Ну, так натяни мне твой арбалет! — вскрикнул Мэтчем. — Будь же мужчиной!
Дик перекрестился.
— Неужели ты хочешь, чтобы я стрелял в прокаженного? — сказал он. — У меня рука не подымется на это… — Нет, — прибавил он, — будь что будет! Я буду драться с людьми, но не с призраками и прокаженными. Я не знаю, кто это! Но небо защитит нас от того или другого.
— Ну, — заметил Мэтчем, — если таково мужество мужчины, то что он за жалкое создание! Однако, если ты ничего не хочешь делать, то будем лежать смирно.
Колокольчик отрывисто звякнул.
— Он не удержал язычка, — шепнул Мэтчем. — Святые угодники! Как он близко от нас.
Дик ничего не ответил; от страха у него чуть не стучали зубы.
Скоро они увидели между кустиками кусок белой одежды; затем из-за пня высунулась голова прокаженного; казалось, он пристально оглядел окрестность, прежде чем удалиться. Для напряженных чувств мальчиков весь куст как бы ожил от шороха листьев и треска ветвей; оба они ясно слышали биение сердца друг друга.
Внезапно прокаженный с криком выскочил на ближайшую прогалину и побежал прямо на мальчиков. Громко крича, они бросились в разные стороны. Но их страшный враг живо догнал Мэтчема и схватил его так крепко, что он не имел возможности сопротивляться. Мальчик испустил отчаянный крик, раздавшийся далеко в лесу, и судорожно забился; потом члены его ослабли, и он упал без чувств на руки человека, который его схватил.
Дик услышал крик и обернулся. Он увидел, как упал Мэтчем, и бодрость духа и сила вернулись к нему. С криком сожаления и гнева он снял свой арбалет и натянул его. Но прежде, чем он успел выстрелить, прокаженный остановил его, подняв руку.
— Погоди стрелять, Дикон! — крикнул знакомый голос. — Погоди стрелять, безумный смельчак! Неужели ты не узнаешь друга?
Прокаженный положил Мэтчема на землю, снял с лица капюшон, и перед Диком явились знакомые черты сэра Даниэля Брэклея.
— Сэр Даниэль! — вскрикнул Дик.
— Да, клянусь мессой, сэр Даниэль! — сказал рыцарь. — Ты что же это вздумал стрелять в своего опекуна, плут? Но вот этот… — Тут он прервал себя и спросил, указывая на Мэтчема: — Как имя его, Дик?
— Я зову его мастер Мэтчем, — сказал Дик. — Разве вы его не знаете? Он говорил, что вы его знаете.
— Да, — ответил сэр Даниэль, — я знаю этого мальчика, — и усмехнулся. — Но он потерял сознание, и, правду сказать, было из-за чего. Да, Дик? Ведь я напугал вас до смерти, не правда ли?
— Да, сэр Даниэль, напугали, — сказал Дик, вздыхая при одном воспоминании. — Ну, сэр, извините, я, право, охотнее встретился бы с самим дьяволом и, по правде сказать, дрожу еще до сих пор. Но что заставило вас одеться так, сэр?
Чело сэра Даниэля внезапно омрачилось от гнева.
— Что заставило? — сказал он. — Хорошо, что ты напомнил мне об этом. Что? Я прятался в своем собственном Тонсталльском лесу ради спасения жизни, Дик. Мы поспели не вовремя к сражению — как раз, чтобы принять участие в бегстве. Где все мои славные воины? Клянусь мессой, не знаю, Дик. Мы были смяты, выстрелы градом падали на нас; я не видел ни одного человека в одежде моих цветов с тех пор, как трое упали у меня на глазах. Что касается меня, я добрался невредимым до Шорби и, помня о «Черной Стреле», достал себе эту одежду и колокольчик и тихо пошел по дороге к Моот-Хаусу. Никакое переодевание не может сравниться с этим; звон этого колокольчика напугает самого храброго молодца в лесу; все они бледнеют, когда слышат его. Наконец я дошел до тебя и Мэтчема. Я плохо видел через капюшон и не был уверен, что это вы; главное, по многим причинам я был удивлен, встретив вас вместе. Кроме того, я боялся открыться на полянке, где должен был идти медленно, постукивая палкой. Но взгляни, бедняга начинает оживать немного. Глоток хорошего вина с Канарских островов подбодрит его.
Рыцарь вынул из-под своей длинной одежды большую бутылку и начал растирать виски и смачивать губы мальчика, который постепенно начал приходить в сознание, переводя тусклый взгляд с одного на другого из стоявших перед ним людей.
— Ободрись, Джек! — сказал Дик. — Это был вовсе не прокаженный, а сэр Даниэль! Посмотри сам!
— Проглоти-ка хорошенькую порцию вот этого напитка, — сказал рыцарь. — Это придаст тебе мужества. Потом я дам поесть вам обоим, и мы отправимся все трое в Тонсталль. Должен признаться по совести, Дик, — продолжал он, раскладывая на траве хлеб и мясо, — я не могу дождаться времени, когда буду в безопасности, в четырех стенах. С тех пор, как я в первый раз сел на коня, мне никогда не приходилось так плохо; в опасности моя жизнь, и имение, и средства существования, и в довершение всего
