— Слушаюсь, мастер.
— Ты человек с Запада. И поэтому для тебя будет довольно сложно принять какие-то вещи, но со временем это придет. Ты поймешь, что руки и ноги могут двигаться быстрее, чем за ними способен уследить глаз, и что подумать о чем-то — значит это сделать. На подсознательном уровне и без усилий. Ты узнаешь, насколько уникален этот храм, и научишься защищаться от любого оружия. Точно так же, как и от любой мысли. Здесь тебе нельзя будет есть мясо. Здесь ты будешь пить воду из священного источника, который снабжает нас холодной водой летом и теплой — зимой. Научишься медитировать, научишься той неподвижности, которая освежает без сна.
Внезапно мастер Ким встал — словно развернулась пружина. Дэйн тоже встал и напряженно всматривался в учителя.
— Мастер Сонг говорил, что ты один из лучших учеников, когда-либо виденных им. Рассказывал о твоих исключительных дарованиях. Посмотрим. Будем толкать тебя очень сильно и очень быстро. Вперед. Если ты сломаешься — это будет потерей. Если вырастешь — таэквондо прорастает в тебе. Понимаешь?
— Да, учитель.
— Твое обучение, — сказал мастер Ким, — уже началось.
Снегопады обрушились на Корею внезапно, дикими метелями. Как-то утром Дэйн проснулся и пошел следом за монахами к ручью в самом сердце храмового комплекса и погрузил в него свою чашу. Ручей, дававший все время холодную, теперь дал теплую воду.
Теперь это был горячий источник, и от него поднимался пар. Дэйн внимательно осмотрел его, по не заметил, чтобы что-нибудь в нем изменилось. Подняв голову, Дэйн заметил, что за ним с совершенно непроницаемым видом наблюдает мастер Ким.
Через неделю ему сказали, что обучение начнется с этого дня, и представили нескольким учителям, к которым Дэйн обратился с огромным почтением. Но к его разочарованию, с ним начали заниматься с Первой Ступени. Он снова был отброшен к самым истокам, но делал все, что требовалось.
Через несколько недель он достиг отличных результатов в дисциплинах, которые он и так хорошо знал, не ощущая никаких признаков продвижения. Теперь другой человек убирал за него доджанг, Через месяц его отдали под начало монаха, который стал обучать его искусству медитации.
— Думаю, у вас на Западе неправильно понимают саму идею, — сказал Дэйну монах. — Мы медитируем до занятий в доджанге для того, чтобы очистить разум и сконцентрироваться. За пределами доджанга мы медитируем, чтобы набраться внутренней силы и освежить душу. Никакой таинственности в этом нет. Мы не опустошаем мозг и не видим третьим глазом. В таэквондо медитируют для того, чтобы гармонически соединить тело и душу, — ничего больше. Если хочешь достичь этой гармонии — не борись сам с собой внутри себя. Позволь твоему разуму отвести себя и тебя туда, куда ему хочется отправиться.
— Кажется, я понимаю, — сказал Дэйн.
— Ты не можешь понимать в западном смысле этого слова, — ответил монах. — Ты должен достичь состояния покоя, которое будет всегда одинаковым и в то же время — никогда одинаковым. Можешь думать обо всем — или ни о чем. Ты должен позволить духу путешествовать или же взять его под жесткий контроль. Как видишь, единственным правилом здесь является то, что нет никаких правил.
Самым жестоким неудобством для Дэйна был холод. В течение длинной зимы монахи не одевали ничего, кроме своих халатов, и он томился о своей теплой парке, а еще того больше — о ботинках на меху.
Как-то утром Дэйн проснулся со странным ощущением того, что сейчас, сегодня, что-то обязательно должно произойти. Он все утро искал какие-нибудь следы, запах в воздухе — знак. И поэтому совсем не удивился тому, что мастер Ким войдя днем в доджанг приказал всем, кроме него, покинуть помещение.
Они стояли в доджанге совершенно одни в нескольких футах друг от друга.
— Настало время продолжить твое обучение, — сказал учитель не сдвинувшись ни на йоту.
— Да, мастер.
— Легкий контакт, — произнес мастер Ким.
Они поклонились. Дэйн занял боевую позицию.
Ему показалось, что мастер улыбнулся, но вполне могло статься, что он ошибся. Через несколько секунд Дэйн понял, что противостоит лучшему бойцу, которого он встречал здесь, в доджанге.
Он хотел нанести боковой удар ногой, но промахнулся; Ким исчез из поля зрения и моментально появился с другой стороны, направив прямой удар в грудь. Дэйн блокировал его и, развернувшись, увидел, что попал в ожесточенную атаку. Отчаянно блокировав удар нижним блоком, он снова крутанулся на месте, увидев, что Ким ускользнул от него. Но нет — Ким не удалился, а, изящно подпрыгнув, ударил ногой с разворота и легко дотронулся до груди Дэйна, прежде чем занять позицию для блокировки удара. Дэйн атаковал, нанося ножевые удары в район горла, стараясь перерезать его, но учитель блокировал их и снова исчез. Дэйн никогда не видел ничего подобного: его противник находился в постоянном движении, но движении настолько быстром, точном и регулируемом каким-то его внутренним механизмом, что все время оставлял Дэйна в недоумении. В отчаянии он сделал среднебоковой удар, который мастер Ким легко отразил — почти не двинувшись с места. Дэйн отступил и просто застыл, смотря на мастера-учителя. И поясно поклонился.
— Можешь говорить, — сказал мастер Ким.
— Вы лучший боец из виденных мной, — произнес с уважением Дэйн. А затем, пораженный, увидел, как мастер Ким подошел к нему и дружески, едва ли не с любовью, положил руку ему на плечо.
— Мой молодой американский друг, — сказал учитель, — если ты решишь всерьез заняться таэквондо, то без сомнения добьешься больших успехов. Я месяцами наблюдал за тобой и, надо сказать, нахожусь под впечатлением от твоих занятий. Когда-нибудь ученик превзойдет учителя. Мастер Сонг был совершенно прав насчет тебя. Ты сможешь стать мастером, если сам того захочешь.
В течение следующих нескольких недель Дэйн работал настолько упорно, что сам удивлялся. Утром он проводил серьезные, но сдержанные бои с другими черными поясами и открыл для себя, что выигрывает схватки гораздо чаще, чем проигрывает, а когда проигрывает, то только оттого, что теряет сосредоточенность. Днем Дэйн блокировал удары, и ускользал от кидаемых в него ножей, и учился разрубать древко брошенного в него копья на лету. Он стал мастером в использовании этого оружия. Мастера Кима Дэйн видел очень редко.
Однажды он проснулся и увидел весну.
Природа Кореи ожила, и там, где серели голые поля, теперь расстилалась зеленая мантия, и, хотя деревенский пейзаж ничуть не напоминал Дэйну его родину, родину его детства, все-таки здесь было замечательно. Открытые просторы, украшенные невероятным количеством крошечных святилищ; в деревушках воздух пьянил и обещал обильную жатву и много пищи. И снова сновали по дорогам запряженные быками повозки, и снова можно было видеть стариков в конических шляпах, с длинными трубками и полных достоинства. Молодежь, разодетая в яркие весенние одежды, ожила с окончанием войны и вышла на дороги, весело окликая друг друга. Дэйн с вожделением смотрел на девушек и в душе соглашался с мнением, что у кореянок лучшие в мире фигуры.
В одно свежее настолько, что казалось хрустящим, утро за Дэйном послал мастер Ким.
— Пришло время тебе уходить, — начал он, замолчал, но Дэйн не проронил ни слова.
— Ты лучший из тех нескольких мужчин с Запада, что тренировались в этом храме. Ты равен многим из нас или даже стал лучше из тех, кого мне приходилось видеть. Конечно, соблазнительно задержать тебя здесь в качестве наставника, но все-таки я считаю, что ты должен уйти в мир для того, чтобы он понял, что же такое на самом деле таэквондо. Можешь говорить.
— Что же я должен делать? — спросил Дэйн, подозревая, каким будет ответ.
— Многие понимают таэквондо совершенно неверно. Наша задача — выпускать из этого храма наставников в мир, потому что таким образом мы распространяем духовность, необходимую для каждого ученика, а не просто поставляем физически сильных людей. А так как ты живешь на Западе, то сможешь учить других своих соотечественников. И наша надежда заключается в том, что свою жизнь — или по крайней мере большую ее часть — ты посвятишь обучению людей таэквондо.
Дэйн давно подготовил ответ.
