мысленно желая им удачи. От них сейчас зависит успех всей операции, судьба человечества.
Повсюду садятся грузовые корабли с пехотными подразделениями и бронетехникой, которые с ходу ввязываются в бой с чужаками. Впереди танки, бронетранспортеры, легкие машины, за ними от здания к зданию продвигается пехота, зачищая сектора. Чужаки ожесточенно отбиваются, потери у нас страшные.
При любой атаке потери наступающей стороны составляют три к одному. Это статистика. Звучит сухо — «три к одному». Подсчеты наверняка вели люди, которые никогда не были на войне, а, сидя в кабинетах, перекладывали бумажки, сортировали их, что-то прикидывали. Они понятия не имеют, что такое, когда друзья гибнут на твоих глазах, и ты ничем не можешь им помочь. Лишь успеваешь осознать, что пока ты жив, на тебя возложена конкретная задача, и выполнить ее твой долг. Горевать и плакать ты будешь потом, когда все закончится. Если останешься в живых.
Ведение боевых действий в городских условиях — самое страшное, что может быть. Враги поджидают тебя повсюду, в каждом окне, в каждом дверном проеме. Они прячутся в развалинах, устраивая засады, их летучие танки крушат все вокруг не щадя зарядов, превращая дома в пыль.
Мы с нетерпением ждем результатов от штурмовой группы, удалось ли им разрушить курганы чужаков и сжечь штабы. Судя по тому, как твари сражаются, понимаю, что еще нет. Где-то в центре города идет ужасающий воздушный бой. Я вижу в небе всполохи, слышу громовые удары. Парни отчаянно пытаются поразить основные цели. Молюсь, чтобы у них все получилось.
— Ты где витаешь, Чагин? — слышу в наушниках раздраженный голос Дронова. — На два часа чужаки!
Смотрю в оптику. За руинами пристроилось пятеро чужаков, которые серьезно мешают продвижению нашей пехоты. Место узкое, и они уже положили нескольких парней. Ловлю их в перекрестие прицела и нажимаю на спусковую кнопку. Четырех снимаю сам, а пятого укладывает Брюннер. В наушниках снова звучит голос Дронова:
— Леша! Спокойнее, без эмоций!
Ловлю себя на мысли, что нервы действительно сдают. При моей работе это недопустимо, стараюсь взять себя в руки. Перед глазами возникают лица погибших товарищей. Задерживаю дыхание, а потом медленно выдыхаю. Сердцебиение в норме, я снова становлюсь снайпером, хладнокровным убийцей, и ничто уже не сможет вывести меня из равновесия.
— Со мной все в норме, командир, — отвечаю я и меняю позицию. Переползаю к другому окну и вижу новую группу чужаков. Они подожгли наш броневик и теперь обстреливают второй. Снимаю двоих, но им на подмогу выруливает летучий танк. Плохо дело!
Докладываю обстановку Дронову, поднимаюсь и что есть духу бегу по лестнице вниз. Слышу, как ухает танк, вслед за этим раздается дикий грохот. Танк саданул точно в то место, где я находился. Сверху сыплются обломки и куски штукатурки, коридор заполняется дымом. Еще мгновение, и от меня бы ничего не осталось. Выскакиваю из подъезда, на ходу проверяя боезапас. Батарея почти полная. Одна мысль пульсирует в голове — только бы у штурмовиков все получилось! Они должны выжечь белесых, уничтожить, иначе все напрасно!
— Прикрой меня! — кричу Брюннеру.
— Давай! Дорога свободна!
Перебегаю до следующего дома и прячусь в подъезде. Танк с той стороны улицы, и он теперь меня не достанет. Я легко отделался! Бегу по лестнице наверх, спотыкаясь на ступенях. Последний этаж. Скидываю с плеча винтовку и тут же готовлюсь к стрельбе.
— Ты готов? — спрашивает Дронов.
— Я на позиции.
Вижу, как бежит Поздняк, неся в руках самонаводящуюся ракету. Его цель летучий танк, из-за которого захлебнулась атака. Нам бы не помешала поддержка воздушных сил, но они сейчас заняты, мы можем рассчитывать только на себя. Отсекаю нескольких чужаков, бросившихся наперерез Николаю, и тот благополучно прячется за углом дома. Танк в нескольких метрах от Поздняка, он вот-вот должен выползти на улицу.
— Коля! — вызываю Поздняка. — Визуальный контакт через десять секунд. Будь наготове.
— Понял, спасибо.
Если ему удастся подбить танк, мы сможем завладеть этой улицей, очистить ее от чужаков. Маленькая победа, но это наш сектор, мы за него в ответе. Кругом идет непрерывная стрельба, огонь ведется повсюду, дым, копоть, видимость отвратительная. Очистив забрало от пыли, внимательно наблюдаю за Николаем. Еще секунда, и танк выедет прямо на него.
— Есть контакт! — сообщаю группе. — Коля сейчас саданет.
Поздняк медлит, и мне явственно видно, что у него какие-то проблемы с оружием, что-то засбоило. Но Поздняк не отходит, упорно пытается исправить неполадку, хотя танк приближается. Кричу ему:
— Коля! Бе-еги!
Умом понимаю, что парень уже не жилец, но он справляется с неполадкой, выпускает ракету и та попадает в цель. Слышу оглушительный треск. Танк расползается по швам, из щелей вырывается всепожирающее пламя. Проход свободен! И тут в эфире слышится восторженный рев Дронова:
— Победа! Наши летуны полностью уничтожили штабы вместе с белесыми тварями!
В подтверждение его слов сражающиеся на улицах чужаки покидают свои позиции и спешно отступают! В наушниках рвет перепонки оглушительное «Ур-раа!», вырывающиеся из сотен глоток наших бойцов. И едва слышно пробивается сквозь всеобщее ликование хриплый бас Дронова:
— Парни, вы там особо не веселитесь. Гидру мы обезглавили, но от четырехглазых псов нам Москву еще ни один день вычищать!
Но сейчас на слова Дрына никто не обращает внимания. Главное сделано, а остатки армии чужаков мы вычистим…
Примечания
1
Нем. — дерьмо.
2
Нем. — спокойно.
